П.А. Орлов
Вопрос о принадлежности творчества К.Н. Батюшкова к одному из литературных направлений начала XIX в. давно стал дискуссионным. На это, в частности, указывает Н.В. Фридман: «Творчество Батюшкова изучено недостаточно. Не решен, в сущности, даже вопрос, к какому литературному направлению следует отнести этого замечательного поэта». Н.В. Фридман приводит шесть определений творческой позиции Батюшкова, предложенных только в последние три десятилетия: неоклассик, предромантик, романтик, реалист, представитель легкой поэзии, карамзинист. Наиболее устойчивым оказалось мнение о Батюшкове как о романтике.
Первым высказал эту мысль Г.А. Гуковский в монографии «Пушкин и русские романтики» (1-е издание - 1946 г.; 2-е - 1965 г.). По его мнению, мировоззрение Батюшкова глубоко трагично. Как слабое утешение воздвигается поэтом «легкое здание мечты о нормальном, здоровом человеке». А.Н. Соколов поддержал мысль Г.А. Гуковского о романтическом двоемирии поэзии Батюшкова, но эти миры выглядят в его представлении несколько иначе: здесь взаимосвязаны не трагическое мировосприятие и эпикурейская мечта, а реакционная социальная действительность и противостоящий ей романтический идеал поэта.
Авторы многочисленных работ о Батюшкове стремятся дать однозначное определение творчества писателя, относя его к романтизму или реализму, классицизму или сентиментализму. Между тем живой литературный процесс оказывается неизмеримо сложнее, поскольку развитие литературы происходит не только от одного направления к другому, но и в творчестве каждого отдельно взятого писателя. Иногда углубляется и совершенствуется один и тот же метод, в других случаях писатель от одного творческого метода переходит к другому, как, например, Пушкин, Гоголь и другие писатели. Имеют место и такие случаи, когда одно произведение несет на себе печать двух художественных методов, слившихся в нерасторжимом единстве.
В русской литературе первых десятилетий XIX в. также были свои промежуточные феномены, вызванные особенностями исторического развития русского общества. В отличие от ряда европейских стран (Англия, Франция), уже переживших буржуазные революции, Россия еще только стояла накануне демократических преобразований. В силу этого просветительские идеи и просветительское искусство с их антифеодальным, антиабсолютистским пафосом не утратили здесь своего значения и успешно развивались рядом, а подчас и в тесном единстве с новыми литературными явлениями - с романтизмом и даже критическим реализмом. «Русский романтизм,- пишет А.Б. Ботникова,- был явлением кратковременным и довольно редко выступал в «чистом» виде... Картина литературного развития России предстает в неизмеримо более сложном виде, чем на Западе».
Легкую поэзию нельзя считать одним из течений романтизма хотя бы потому, что она возникла гораздо раньше этого направления. Впервые она появилась во Франции в первой половине XVIII в. и была представлена здесь творчеством Шолье, Лафара, Гамильтона, Жана-Батиста Руссо. Следующий этап ее развития относится к середине XVIII в. - лирика Дора, Колардо, Бернара, Леонара, Берни, Бертена, Буфле. В этот период она отражает бездумно-эротическое, легкомысленное мироощущение французской аристократии в канун французской революции.
В дальнейшем легкая поэзия становится одним из явлений просветительской литературы. Писатели-просветители обращались в своем творчестве к самым разнообразным жанрам предшествующей литературы. Они использовали в своих целях авантюрный, семейный и гривуазный романы, сказку, классическую трагедию, оду, героическую и бурлескную поэму, но во все эти жанры вносили новое воинствующее, антифеодальное содержание.
«Как ни противоречиво с первого взгляда, - писал С.С. Мокульский, - объединение великого просветителя Вольтера с аристократической поэзией рококо, однако исторически такое объединение имело место... Но в его сознании...этот гедонизм терял свой бездумный, упадочный характер и становился символом независимости, орудием идеологического самоопределения». В конце XVIII - начале XIX в. самым ярким представителем легкой поэзии во Франции был Эварист Парни, в творчестве которого особенно усилились антиклерикальные и атеистические мотивы.
В России легкая поэзия появилась во второй трети XVIII в. в лирике поэтов-классицистов: Кантемира, Тредиаковского, Ломоносова и Сумарокова. Она была представлена в то время переводами стихотворений Анакреона И его греческих подражателей. В последние десятилетия XVIII в. в России наблюдается распространение просветительских идей. Легкая поэзия с ее культом чувственных наслаждений оказалась созвучной гедонистической этике просветителей и вместе с тем (благодатной формой для выражения их оппозиционных настроений к представителям светской власти и духовенства. Предшественниками Батюшкова в легкой поэзии были М.Н. Муравьев и Г.Р. Державин.
Легкая поэзия на просветительском этапе ее развития обладает рядом устойчивых, типологических черт. К ним относятся прежде всего двуплановость, двоемирие, которое следует отличать от романтического двоемирия, поскольку оно создается в легкой поэзии на основе чисто просветительских представлений.
Герои легкой поэзии четко делятся на два резко противопоставленных друг другу лагеря. Принадлежность к каждому из них определяется степенью разумности и «просвещенности» его представителей. Одни из них «правильно» понимают природу человека, цель и смысл его бытия. Поэтому в легкой поэзии их называют то «философами» («философы-ленивцы» - у Батюшкова), то «мудрецами» («Тебсский мудрец» - у Пушкина). Они любят наслаждения и отрицают аскетизм. В иерархии удовольствий на первом месте у них стоит чувственная любовь, за ней следует дружба, деревенское уединение, вино, занятия поэзией и праздность («лень» на языке поэтов этого круга).
Противоположный лагерь представлен героями, которые ошибочно, неправильно судят о смысле и назначении человеческого существования. Сюда входят цари, придворные, богачи, всякого рода службисты и карьеристы, церковники, в первую очередь монахи. Их жизнь находится в вопиющем противоречии с законами природы: они живут в душных и тесных городах, они обременены утомительными и скучными служебными обязанностями, их помыслы подчинены борьбе за власть и богатство. У них нет друзей, им незнакома бескорыстная, взаимная любовь. Ими владеют зависть, тщеславие. Что касается духовенства, то оно осуждается прежде всего за проповедь аскетизма, противоречащего самой натуре человека.
Просветительский характер легкой поэзии конца XVIII - начала XIX в. проявляется также в проповеди «умеренности». Этого понятия мы не найдем в романтической литературе, герои которой не терпят над собой никакого контроля, никакого ограничения своих желаний. Совсем иной взгляд был у просветителей. Признавая и оправдывая стремление человека к удовольствиям, они в то же время указывали на необходимость разумного ограничения своих желаний. «Удовольствие, - писал Поль Гольбах, - является благом лишь постольку, поскольку оно служит сохранению здоровья и поддержанию хорошего состояния человека, но удовольствие становится злом.., когда последствия наслаждения наносят вред счастью и благополучию наслаждающегося».
С проповедью «умеренности» связано в легкой поэзии прославление скромной, непритязательной жизни, дающей истинные и вместе с тем безвредные наслаждения. Палатам и дворцам здесь противопоставлена скромная «хижина», роскоши - бесхитростные дары природы.
Любовная страсть, воспеваемая в легкой поэзии, существенно отличается от любовного чувства в изображении романтиков. Романтическая любовь всегда идеальна, возвышенна. Она носит или героический, или трагический, или даже мистический характер, но достойными ее могут быть лишь избранники, наделенные исключительными незаурядными характерами. В легкой поэзии любовь понимается как здоровое, естественное, чувственное влечение.
Несмотря на свой, казалось бы, безобидный и отнюдь не воинственный характер, легкая поэзия, подобно другим явлениям просветительской литературы, делала свое разрушительное дело. Она развенчивала кумиры феодально-абсолютистского мира и тем самым лишала его ореола, которым он был окружен в течение многих веков.
Изучение легкой поэзии конца XVIII - начала XIX в. позволяет по-новому осмыслить своеобразие творчества Батюшкова. Его легкая поэзия примыкает не к одному из течений раннего русского романтизма, как это утверждал Г.А. Гуковский и его многочисленные последователи, а всецело принадлежит к просветительскому этапу русской литературы. Разумеется, Батюшков неизмеримо талантливее своих предшественников в легкой поэзии, но восприятие действительности и творческий метод у них один и тот же.
О связи Батюшкова с Просвещением писали Д.Д. Благой, Б.С. Мейлах и ряд других исследователей. Но этот факт приводился как одна из черт мировоззрения писателя, как свидетельство принадлежности его к передовой части общества и не ставился в связь с особенностями творческого метода. А между тем первый период литературной деятельности Батюшкова связан с просветительством именно благодаря легкой поэзии, которую он и молодой Пушкин довели до наивысшего расцвета и совершенства.
Произведения Батюшкова отличаются в это время тем двоемирием, о котором речь шла выше и которое характеризует легкую поэзию на просветительском этапе ее развития
Столь же равнодушно относится поэт и к военной славе («Ответ Гнедичу») :
Пускай, кто честолюбьем болен,
Бросает с Марсом огнь и гром,
Но я - безвестностью доволен
В Сабинском домике моем.
В послании «К Петину» снова тот же контраст: миру «вельмож и царей», в котором каждого ждут «рабство и цепи», противопоставлена «безвестная доля» поэта, украшенная любовью и вином.
Важное место в лирике Батюшкова занимает прославление «умеренности». Зто выражается прежде всего в описании скромной обстановки жилища поэта, в постоянном подчеркивании простоты и непритязательности вкусов. Свой дом («Мои пенаты») поэт именует то «хижиной убогой», то «смиренной хатой», то «простым» «шалашом». Скромна обстановка «хижины»: «стол ветхой и треногой», «жесткая постель» - «всё утвари простые,// Всё рухлая скудель!». Это описание характеризует не вкусы стоика, не привычки аскета. Оно отражает взгляды на жизнь философа-эпикурейца, умеющего отделить подлинные ценности от ценностей ложных. На фоне убогого жилища поэта, далекого от «дворцов», «фортуны» и служебного «счастья», рельефнее выглядят подлинные радости бытия: любовь, дружба и поэзия.
Любовь, воспеваемая Батюшковым, отличается чувственностью, эротичностью, что присуще легкой поэзии (стихотворения «Ложный страх», «Веселый час», «Привидение», «Мои пенаты», «Вакханка»). Она не знает ни верности, ни ревности и вполне довольствуется минутными наслаждениями, полученными на ложе «сладострастья». Земной, просветительский характер этой любви сурово осудил Жуковский в послании «К Батюшкову» и решительно поддержал молодой Пушкин.
Друзьями поэта могут быть только его единомышленники, такие же, как и он, «философы-ленивцы, враги придворных уз», спокойно променявшие превратности государственной службы на праздность домашней жизни.
Материалистическое мировосприятие, идущее от идей Просвещения, выразилось в легкой поэзии Батюшкова и в отрицании загробной жизни. Эта мысль настойчиво повторяется в первый период его литературной деятельности: «Умру, и все умрет со мной!» («Веселый час»), «Умру, друзья, и все со мной» («Совет друзьям»), «Час блаженнейший! Но ах!//Мертвые не воскресают» («Привидение»), Мысль о смерти не только не омрачает в легкой поэзии Батюшкова радость жизни, но, напротив, заставляет вдвойне дорожить ею. Поэтому трудно согласиться с мнением Г.А. Гуковского, утверждавшего, что «индивидуальная душа, смертная, мимолетная, трагически обреченная, для Батюшкова пуста и бессмысленна». Эта проблема раскрывается в поэзии Батюшкова гораздо оптимистичнее. Просветители-материалисты считали, что неверие в загробную жизнь не снижает, а, напротив, повышает ценность, значимость земного существования. Интересна в этом плане интерпретация П.И. Шаликовым, в духе просветительских идей конца XVIII в., философии Эпикура. «Эпикур,- писал он,- особенно старался рассеять ужас смерти... Ежели вы счастливы, ежели вы прожили во всяком довольстве, то... чего вы ожидаете? Оставьте жизнь так, как оставляют пир». Эту мысль почти дословно повторил Батюшков в стихотворении «Ответ Гнедичу»:
Как гость, весельем пресыщенный,
Роскошный покидает пир,
Так я, любовью упоенный,
Покину равнодушно мир.
Отношение Батюшкова к проблеме смерти столь же мужественно и оптимистично, как у просветителей. Тема смерти и тема наслаждений часто оказываются рядом в его произведениях («Ответ Гнедичу», «Привидение», «Мои пенаты»). Победителем из поединка всегда выходит наслаждение, вследствие чего жизнь не обесценивается, а приобретает еще большую значимость («Мои пенаты»):
Пока бежит за нами
Бог времени седой
И губит луг с цветами
Безжалостной косой,
Мой друг! скорей за счастьем
В путь жизни полетим;
Упьемся сладострастьем
И смерть опередим...
«Самый ход исторического процесса наглядно продемонстрировал поэту всю несостоятельность его попытки отвлечься от....мучительных противоречий действительности», - пишет Н.В. Фридман. Эта правильная в своей основе мысль требует некоторых уточнений. Дело в том, что отказ от легкой поэзии означал в то же время отход Батюшкова не только от эпикуреизма, но и от просветительства.
Разрушители Москвы и философы-гедонисты оказались соотечественниками. Этого было достаточно для того, чтобы Батюшков объявил войну и тем и другим.
Безусловно, между Просвещением, французской революцией, царствованием Наполеона и его походом на Россию существовала своя историческая причинная зависимость, иначе история превратилась бы в калейдоскоп случайностей. Но причинная зависимость между явлениями не означает их тождества. Поэтому захват Наполеоном императорской власти и войны, последовавшие за этим, хотя и были обусловлены всем ходом предшествующих событий, но вместе с тем были явной изменой основным принципам просветительской философии.
Тогда в волненья бурь народных
Предвидя чудный свой удел,
В его надеждах благородных
Ты человечество презрел, -
писал Пушкин в 1821 г., подводя итог кратковременной и бурной деятельности Наполеона. Батюшков не постиг сложной диалектики истории, великолепно раскрытой Пушкиным в оде «Наполеон». Он выстроил в один ряд просветительство, революцию, войны Наполеона, пожар Москвы и увидел в них совершенно однородные по своей внутренней природе и по своим результатам явления: «Ужасные поступки вандалов или французов в Москве и в ее окрестностях... вовсе расстроили мою маленькую философию и поссорили меня с человечеством... Варвары, вандалы! И этот народ извергов осмелился говорить о свободе, о философии, о человеколюбии! И мы до того были ослеплены, что подражали им как обезьяны! Хорошо и они нам заплатили! Все их книги достойны костра, ...их головы - гильотины».
Охватывая мысленным взором идейные и политические явления конца XVIII - начала XIX в., Батюшков устанавливает между ними слишком прямолинейную причинную связь: «Сердце не лежит у меня к этой стране, - пишет он Гнедичу, - революция, всемирная война, пожар Москвы и опустошения России меня навсегда поссорили с отчизной Генриха IV, великого Расина и Монтаня».
Источник, начало всех бедствий Батюшков склонен теперь видеть в проповеди гедонизма, который лежал в основе и просветительской философии и легкой поэзии. Особенно полно он изложил свои новые взгляды в статье «Нечто о морали, основанной на философии и религии», написанной в 1815 г. В явном противоречии со своими недавними убеждениями и жизнерадостной легкой поэзией Батюшков яростно обрушивается теперь на гедонизм. «...Толпа философов-эпикурейцев от Монтаня до самых бурных дней революции повторяла человеку: «Наслаждайся! Вся природа твоя, она предлагает тебе все сладости свои... все, кроме надежды на будущее, все - твое, минутное, но верное!». Но подобного рода проповедь, утверждает Батюшков, не достигает цели и не дает человеку прочного счастья. Наслаждение завершается, по мысли поэта, каждый раз пресыщением и оставляет после себя скуку и неудовлетворенность. «Так, - пишет Батюшков, - создано сердце человеческое: ...в самом высочайшем блаженстве, ...оно обретает горечь». Следствием неудовлетворенности, с одной стороны, и безбожия - с другой, оказались, по мнению поэта, трагические события, происшедшие на грани двух веков: «...Мы взирали с ужасом на плоды нечестивого вольнодумства, на вольность, водрузившую свое знамя посреди окровавленных трупов, ... на успехи нечестивых легионов, на Москву, дымящуюся в развалинах своих». Недавний атеист и эпикуреец отстаивает теперь и загробную жизнь, и бессмертную душу, и этику, основанную на христианских догматах. «Неверие само себя разрушает, - заявляет он. - Одна вера создает мораль незыблемую».
«Маленькая философия» Батюшкова действительно не выдержала столкновения с большими историческими событиями. Причина этого в том, что само просветительство поэт воспринял слишком узко, ограничив его исключительно гедонистическим мироощущением. Политические же идеи Просвещения - ненависть к абсолютизму, крепостному праву, отрицание сословного неравенства и т. п. - не отразились в мировоззрении поэта. Вследствие этого крах гедонистического мировосприятия привел Батюшкова в 1812 г. к отрицанию всей просветительской идеологии в целом.
Вспомним, что Пушкин и будущие декабристы также были свидетелями вторжения наполеоновской армии в пределы России, а позже и пожара Москвы. Однако эти драматические события были восприняты ими не как следствие идей просвещения, а как грубое и бесцеремонное их нарушение. Пушкин, прославляя в оде «Вольность» одну из заветных идей философов XVIII в. - равенство всех перед законом, - одновременно клеймит позором не только Людовика XVI и Павла I, но и Наполеона. Более того, в лирике 1818-1819 гг. Пушкину удалось объединить и гедонистические и политические принципы просветительства (послания «В. Энгельгардту», «Всеволожскому», «Мансурову»), Батюшкову столь широкий подход к просветительской идеологии оказался не под силу. Следствием этого был идейный кризис, завершившийся уступками религиозным настроениям, что и приблизило его поэзию к охранительному лагерю.
Если раньше легкая поэзия Батюшкова противостояла романтизму Жуковского, то теперь их творческие позиции становятся чрезвычайно близкими, поскольку в основе мировоззрения обоих поэтов лежит одна и та же мысль о непрочности земных ценностей и вечности загробного блаженства.
Эти новые настроения особенно четко отразились в стихотворениях «Надежда», «К другу» (оба написаны в 1815 г.) и в обширной элегии «Умирающий Тасс».
В первом из указанных произведений наблюдается даже словесное совпадение со стихами Жуковского:
Жуковский. «Певец во стане русских воинов» ...
Доверенность к Творцу!
Что б ни было - Незримой
Ведет нас к лучшему концу
Стезей непостижимой.
Батюшков. «Надежда»
Мой дух! доверенность к творцу!
Мужайся; будь в терпеньи камень.
Не он ли к лучшему концу
Меня провел сквозь бранный пламень (195).
В поэтическом словаре Батюшкова появляются те же, что и у Жуковского, символические слова «здесь» и «там», обозначающие у обоих авторов земное и загробное существование: «Так всё здесь суетно в обители сует!» («К другу»), «Там, там... о счастие! ... средь непорочных жен,// Средь ангелов...» («Умирающий Тасс»).
Новые настроения особенно полно и ярко выразились в элегии «Умирающий Тасс». Трагическая судьба великого итальянского поэта - нищета, несправедливые гонения, заключение в тюрьме, в сумасшедшем доме - становится в произведении Батюшкова своего рода символом несовершенства земной юдоли, а смерть Тасса в день его запоздалого триумфа - еще более ярким примером «коварства» завистливой фортуны (см. примечания автора к стихотворению «Умирающий Тасс».)
Земное гибнет всё... и слава и венец...
Искусств и муз творенья величавы,
Но там всё вечное, как вечен сам творец,
Податель нам венца небренной славы!
Анализ творчества Батюшкова убеждает в том, что вопрос о принадлежности писателей к тому или иному литературному направлению не всегда подразумевает однозначное решение. В ряде случаев писатель может перейти от одного направления к другому. Ярким примером такой эволюции может послужить творческий путь Батюшкова. Он начал с легкой поэзии, которая была в то время одним из явлений просветительской литературы, и только после сложного мировоззренческого кризиса перешел к романтизмуу
Впрочем, такая последовательность характерна не только для Батюшкова. Легкой поэзии отдали дань многие поэты первой четверти XIX в.: Вяземский, Дельвиг, Языков, Баратынский, Рылеев и Пушкин. Интерес к легкой поэзии свидетельствовал об их принадлежности к лагерю вольнодумцев, но просветительского толка. Следующим этапам их творчества был романтизм.
Л-ра: Филологические науки. – 1983. - № 6. – С. 10-16.Ключевые слова: Константин Батюшков,критика на творчество Батюшкова,творчество Батюшкова,скачать критику,скачать бесплатно,Батюшков и античность,русская литература 19 века,скачать реферат,поэзия Батюшкова
В советской историко-литературной науке больше принято называть Батюшкова «преромантиком», хотя существуют и другие концепции. Эту точку зрения ввел в научный оборот с соответствующей аргументацией Б. В. Томашевский: «Этим словом (т. е. „преромантизмом“, - К. Г.) принято называть те явления в литературе классицизма, в которых присутствуют некоторые признаки нового направления, получившие полное выражение в романтизме. Таким образом преромантизм есть явление переходное».
Каковы же эти «некоторые признаки»? - «Это прежде всего ясное выражение личного (субъективного) отношения к описываемому, наличие „чувствительности“ (у преромантиков - преимущественно мечтательно-меланхолической, иногда слезливой); чувство природы, при этом часто стремление к изображению природы непривычной; изображаемый пейзаж у преромантиков всегда гармонировал с настроением поэта».
Дальнейшее обоснование точки зрения Б. В. Томашевского находим в обстоятельной монографии Н. В. Фридмана - с той разницей, что автор ее, называя Батюшкова «предромантиком», как и Пушкина раннего периода, отрицает какие бы то ни было связи «идейных основ» поэзии Батюшкова с классицизмом.
Разноречивые суждения о литературной позиции Батюшкова вызваны самим характером его творчества, в котором отражен один из существенных переходных этапов развития русской поэзии.
Конец XVIII - первые годы XIX в. явились периодом расцвета русского сентиментализма, начальной стадии формирования романтического направления. Для этой эпохи характерны переходные явления, отражающие как новые тенденции, так и влияние все еще действующих эстетических норм классицизма. Батюшков явился типичной фигурой этого времени, названного Белинским «странным», когда «новое являлось, не сменяя старого и старое и новое дружно жили друг подле друга, не мешая одно другому» (7, 241). Никто из русских поэтов начала XIX в. не ощущал так остро, как Батюшков, потребность обновления устаревших норм и форм. В то же время его связи с классицизмом, несмотря на преобладание романтической стихии в его поэзии, были достаточно прочны, что также отметил Белинский. Усмотрев в ряде ранних «пьес» Пушкина «подновленный классицизм», Белинский назвал их автора «улучшенным, усовершенствованным Батюшковым» (7, 367).
Литературное направление формируется не в пустом пространстве. Начальная стадия его не обязательно знаменуется манифестом, декларацией, программой. Она всегда имеет свою предысторию с момента возникновения в недрах прежнего направления, постепенного накопления в нем определенных признаков и дальнейшего движения к качественным изменениям, от низших форм к высшим, в которых с наибольшей полнотой находят выражение эстетические принципы нового направления. В нарождающемся, в новом в той или иной степени присутствуют какие-то черты старого, преображенные, обновленные в соответствии с требованиями времени. В этом и состоит закономерность преемственности, непрерывности литературного процесса.
При изучении литературной деятельности такой типичной фигуры переходной эпохи, какой является Батюшков, важно прежде всего уяснить соотношение, своеобразное сочетание в его поэзии нового и старого, того, что является главным, определяющим миросозерцание поэта.
Батюшков шел рядом с Жуковским. Их творчество составляет закономерное звено процесса обновления поэзии, обогащения ее внутреннего содержания и форм. Они оба опирались на достижения карамзинского периода, были представителями нового поколения. Но хотя общая тенденция развития их творчества была единой, шли они разными путями. Лирика Жуковского вырастала непосредственно в недрах сентиментализма. У Батюшкова также связи с сентиментализмом были органическими, хотя и в его лирике сохранились в преображенной форме некоторые черты классицизма. Он, с одной стороны, продолжал (это главная, магистральная дорога его творческого развития) элегическую линию сентиментализма; с другой, в своем стремлении к ясности, строгости форм опирался на достижения классицизма, что и давало повод современной поэту критике называть его «неоклассиком».
Батюшков прожил тревожную жизнь. Родился он в Вологде 29 мая (по н. ст.) 1787 г. в старинной дворянской семье. Воспитывался в петербургских частных пансионах. Затем служба в Министерстве народного просвещения (делопроизводителем). Тогда же (1803 г.) начинается его дружба с Н. И. Гнедичем, завязываются знакомства с И. П. Пниным, Н. А. Радищевым, И. М. Борном. В апреле 1805 г. Батюшков вступает в «Вольное общество словесности, наук и художеств». В том же году в журнале «Новости русской литературы» появляется первое печатное произведение Батюшкова - «Послание к моим стихам». Во время второй войны с наполеоновской Францией (1807) он принимает участие в походах русской армии в Пруссию; в 1808–1809 гг. - в войне с Швецией. В битве под Гейльсбергом Батюшков был тяжело ранен в ногу. В 1813 г. он участвовал в сражениях под Лейпцигом в качестве адъютанта генерала Н. Н. Раевского.
К 1815 г. относится личная драма Батюшкова - увлечение Анной Федоровной Фурман.
В конце 1815 г., когда карамзинисты в противовес консервативной «Беседе любителей российского слова» создали свое литературное объединение «Арзамас», Батюшков становится членом его, выступает с защитой программы языковой реформы Н. М. Карамзина.
В 1817 г. увидело свет двухтомное собрание сочинений Батюшкова «Опыты в стихах и прозе», единственное прижизненное издание сочинений поэта. В 1818–1821 гг. он в Италии на дипломатической службе, где сближается с Н. И. Тургеневым (впоследствии один из видных деятелей «Союза благоденствия»).
Батюшков ненавидел канцелярскую работу, хотя и вынужден был служить. Он мечтал о свободном творчестве и превыше всего ставил призвание поэта.
Трагической была литературная судьба Батюшкова. Тридцати четырех лет от роду он навсегда оставляет поле «словесности». Затем молчание, длительная (унаследованная от матери) душевная болезнь и смерть от тифа 7 (19) июля 1855 г.
Безумие поэта - результат не только наследственности, но и повышенной ранимости, слабой защищенности. В письме к Н. И. Гнедичу в мае 1809 г. Батюшков писал: «Люди мне так надоели, и все так наскучило, а сердце пусто, надежды так мало, что я желал бы уничтожиться, уменьшиться, сделаться атомом». В ноябре того же года, в письме ему же «Если проживу еще десять лет, я сойду с ума… Мне не скучно, не грустно, а чувствую что-то необыкновенное, какую-то душевную пустоту». Так задолго до наступления кризиса Батюшков предчувствовал печальный исход переживаемой им внутренней драмы.
На процесс формирования эстетических взглядов Батюшкова благотворное влияние оказали его близкое знакомство и дружба со многими видными литературными деятелями того времени.
Из ближайшего окружения Батюшкова следует особо выделить Михаила Никитича Муравьева (1757–1807), двоюродного дядю поэта, под сильным влиянием которого он находился, у которого учился и советами которого дорожил. Муравьев направлял и поощрял его первые шаги на поприще литературы.
Чувствительность, мечтательность, задумчивость, которыми определяется эмоциональная тональность лирики Батюшкова, в своих первоначальных выражениях присутствуют в стихотворениях Муравьева как их составная часть, как характерная их черта.
Муравьев отвергал рассудочное «витийство», холодный рационализм в поэтическом творчестве, призывал к естественности и простоте, поискам «сокровищ» в собственном сердце. Муравьев - первый русский поэт, обосновавший достоинство «легкой поэзии» как поэзии малых лирических форм и неофициальных, интимных тем. Он написал целый трактат в стихах, где излагаются стилистические принципы «легкой поэзии».
В «Опыте о стихотворстве» он писал:
Любите здравый смысл: пленяйтесь простотою((«Опыт о стихотворстве», 1774–1780))
……………….
Бегите ложного искусства и ума
…………….
Ты помни цель свою, умей без сожаленья
Честолюбивые отбросить украшенья
…………….
Слог должен быть реке прозрачнейшей подобен:
Стремителен, но чист и без разливу полн.
Эти «правила», изложенные языком поэзии, не потерявшие свое значение и в наши дни, не обладали бы столь притягательной действенной силой, если бы не подкреплялись созданными Муравьевым образцами простой и благозвучной русской поэтической речи:
Полон вечер твой прохлады -
Берег движется толпой,
Как волшебной серенады
Глас приносится волнойВъявь богиню благосклонну((«Богине Невы», 1794))
Зрит восторженный пиит.
Что проводит ночь бессонну,
Опершися на гранит.
Не только в тематике, в разработке лирических жанров, но и в работе над языком, стихом Батюшков опирался на опыт и достижения своего талантливого предшественника и учителя. То, что в поэзии Муравьева намечено контурами как программа, находит развитие в лирике Батюшкова, чему способствовала общность эстетической платформы, общность взглядов на поэзию.
В своей первой поэтической декларации («Послание к стихам моим», 1804 или 1805) Батюшков пытается определить свою позицию, свое отношение к современному состоянию русской поэзии. С одной стороны, он отталкивается от одописания (кто «стихи марает», «оды сочиняет»), с другой - от излишеств сентиментализма (плаксивости, игры в чувствительность). Здесь же осуждает «поэтов - скучных вралей», которые «не вверх летят, не к небу», а «к земли». В этом коренном вопросе о соотношении идеального («неба») и реального («земли») Батюшков разделял романтическую точку зрения: «Что в громких песнях мне? Доволен я мечтами…»; «…мечтанием бываем к счастью ближе»; «…мы сказки любим все, мы - дети, но большие». «Мечта» противостоит рассудочности, рационализму:
Что в истине пустой? Она лишь ум сушит,((«Послание к Н. И. Гнедичу», 1805))
Мечта всё в мире золотит,
И от печали злыя
Мечта нам щит.
Ах, должно ль запретить и сердцу забываться,
Поэтов променя на скучных мудрецов!
Ничто так не характеризует личность Батюшкова-поэта, как мечтательность. Сквозным лейтмотивом проходит она через всю его лирику, начиная с первых стихотворных опытов:
И горесть сладостна бывает:((«Мечта», 1802–1803; с. 55–56))
Он в горести мечтает.
………..
Стократ мы счастливы мечтаньем скоротечным!
Спустя многие годы поэт возвращается к своему раннему стихотворению, посвящая восторженные строки поэтической мечте:
Подруга нежных муз, посланница небес,
Источник сладких дум и сердцу милых слез,
Где ты скрываешься, Мечта, моя богиня?
Где тот счастливый край, та мирная пустыня,
К которым ты стремишь таинственный полет?
Ничто - ни богатство, «ни свет, ни славы блеск пустой» - не заменяет мечты. В ней - высшее счастье:
Так хижину свою поэт дворцом считает((«Мечта», 1817; с. 223–224, 229))
И счастлив - он мечтает.
В формировании эстетики русского романтизма, романтических представлений о поэзии и поэте роль Батюшкова была исключительна, столь же велика, как и Жуковского. Батюшков первый в истории русской поэзии дал проникновенное определение вдохновения как «порыва крылатых дум», состояния внутреннего ясновидения, когда молчит «страстей волненье» и «светлый ум», освобожденный от «земных уз», парит «в поднебесной» («Мои пенаты», 1811–1812). В «Послании И. М. Муравьеву-Апостолу» (1814–1815) эта же тема получает развитие, приобретая все более романтический характер:
Я вижу мысленно, как отрок вдохновенный((с. 186))
Стоит в безмолвии над бездной разъяренной
Среди мечтания и первых сладких дум,
Прислушивая волн однообразный шум…
Лицо горит его, грудь тягостно вздыхает,
И сладкая слеза ланиту орошает…
Поэзия рождена солнцем. Она - «пламень небесный», язык ее - «язык богов» («Послание к Н. И. Гнедичу», 1805). Поэт - «дитя неба», скучно ему на земле, он рвется к «небу». Так постепенно складывается у Батюшкова не без воздействия традиционных представлений романтическая концепция «поэзии» и «поэта».
В личности Батюшкова преобладало то, что было названо Белинским «благородной субъективностью» (5, 49). Преобладающая стихия его творчества - лиризм. Не только оригинальные произведения, но и переводы Батюшкова отмечены печатью его неповторимой личности. Переводы Батюшкова - не переводы в строгом смысле, а скорее переделки, вольные подражания, в которые он вносит собственные настроения, темы и мотивы. В русифицированном переводе «1-й сатиры Боало» (1804–1805) присутствует лирический образ самого обитателя Москвы, поэта, «несчастного», «нелюдимого», который бежит от «славы и шума», от пороков «света», поэта, который «людям ввек не льстил», «не лгал», в песнях которого «святая истина». Не менее важна была для Батюшкова идея независимости и неподкупности певца. Пусть он «беден», «терпит холод, жар», «забыт людьми и светом», но он не может мириться со злом, не желает «ползти» перед власть имущими, не желает писать оды, мадригалы, воспевать «богатых подлецов»:
Скорее я почту простого селянина,((с. 62–63))
Который по?том хлеб кропит насущный свой,
Чем этого глупца, большого господина,
С презреньем давит что людей на мостовой!
В переводе сатиры Буало отражена жизненная позиция Батюшкова, его презрение к «богатым подлецам», которым «противен правды свет», для которых «священного в целом мире нет». «Священно» же для поэта - «дружество», «добродетель», «невинность чистая», «любовь, краса сердец и совесть». Здесь же дана и оценка действительности:
Порок здесь царствует, порок здесь властелин,((с. 64))
Он в лентах, в орденах, повсюду ясно зрится…
Батюшков дважды обращается к «священной тени» Торквато Тассо, пытается переводить (сохранились отрывки) его поэму «Освобожденный Иерусалим». В стихотворении «К Тассу» (1808) отобраны те факты и ситуации биографии итальянского поэта, которые позволяли Батюшкову выразить «многие свои затаенные думы» о собственном жизненном пути, о переживаемой им личной трагедии. Какая награда ожидает поэта «за песни стройные»? - «Зоилов острый яд, притворная хвала и ласки царедворцев, отрава для души и самых стихотворцев» (с. 84). В элегии «Умирающий Тасс» (1817) Батюшков создает образ «страдальца», «изгнанника», «странника», которому нет «на земле пристанища». «Земному», «мгновенному», «бренному» в лирике Батюшкова противостоят возвышенное, «небесное». Вечность, бессмертие - «в твореньях величавых» «искусств и муз».
Презрением к богатству, знатности, чинам проникнуты эпикурейские мотивы лирики Батюшкова. Дороже поэту свобода, воспеваемый им идеал личной независимости, «вольности и спокойствия», «беспечности и любви»:
«Счастлив! счастлив, кто цветами((«К Петину», 1810; с. 121–122))
Дни любови украшал,
Пел с беспечными друзьями
И о счастии… мечтал!
Счастлив он, и втрое боле,
Всех вельможей и царей!
Так давай, в безвестной доле,
Чужды рабства и цепей,
Кое-как тянуть жизнь нашу,
Часто с горем пополам,
Наливать полнее чашу
И смеяться дуракам!»
Этот вывод - заключение к размышлениям о жизни. Перед этой «песней» с призывом к «беспечности» - знаменательные строки:
Я возьмусь за ум… да радость((с. 122))
Уживется ли с умом?
«Ум» здесь в смысле рассудочности, противостоящей чувству, губящей радость. Отсюда культ чувства, желание жить «сердцем».
В стихотворении «К друзьям» (1815) Батюшков называет себя «беспечным поэтом», что дает повод к неверным толкованиям пафоса его творчества. Его эпикуреизм вытекал из его жизненной позиции, из его «философской жизни». «Жизнь - миг! Не долго веселиться». Беспощадное время уносит все. А потому
О, пока бесценна младость((«Элизий», 1810; с. 116))
Не умчалася стрелой,
Пей из чаши полной радость…
Все лучшее, значительное в творчестве Батюшкова, составляющее непреходящую эстетическую ценность его лирики, в известной мере связано с понятием «легкой поэзии», зачинателем которой на русской почве был М. Н. Муравьев.
Термин «легкая поэзия» может быть истолкован по-разному. Важно, как Батюшков сам его понимал. Это прежде всего не легкий жанр салонной, жеманной лирики, а один из труднейших родов поэзии, требующий «возможного совершенства, чистоты выражения, стройности в слоге, гибкости, плавности; он требует истины в чувствах и сохранения строжайшего приличия во всех отношениях… поэзия и в малых родах есть искусство трудное и требующее всей жизни и всех усилий душевных».
В область «легкой поэзии» Батюшков включал не только стихотворения в духе Анакреона, но и вообще малые формы лирики, интимно-личные темы, «грациозные» тончайшие ощущения и чувствования. Батюшков страстно защищал достоинство малых лирических форм, что имело для него принципиальное значение. Он искал опору в прошлых достижениях русской поэзии, выделяя тенденции, линию ее развития, в которой он находил отражение «Анакреоновой музы». Теми же соображениями был продиктован и повышенный интерес Батюшкова к французской «легкой поэзии», в частности Парни.
Это было время, когда определяющим признаком нового стиля становится чувствительность - знамя сентиментализма. Для Батюшкова поэзия - «пламень небесный», сочетающий «в составе души человеческой» «воображение, чувствительность, мечтательность». В этом аспекте воспринималась им и поэзия античной древности. Кроме личного пристрастия на Батюшкова оказали влияние и веяния, литературные увлечения его времени, «тяга к восстановлению античных форм… От древности брались наиболее чувствительные произведения, в лирике переводились и служили предметом подражания элегики: Тибулл, Катулл, Проперций…».
Батюшков обладал редким даром постижения своеобразия эллинистической и римской культуры, умением передать средствами русской поэтической речи всю красоту и обаяние лирики античности. «Батюшков, - писал Белинский, - внес в русскую поэзию совершенно новый для нее элемент: античную художественность» (6, 293).
Желание «забыть печаль», «топить горе в полной чаше» приводило к поискам «радости и счастья» в «беспечности и любви». Но что такое «радость» и «счастье» в «скоротечной жизни»? Эпикуреизм Батюшкова, названный Белинским «идеальным» (6, 293), - особого свойства, он ярко окрашен тихой мечтательностью и врожденной способностью всюду искать и находить прекрасное. Когда поэт зовет к «беспечности златой», советует и «мудрость с шутками мешать», «искать веселья и забавы», то не следует думать, что здесь речь идет о грубых страстях. Земные наслаждения сами по себе ничего не стоят в глазах поэта, если не согреты мечтой. Мечта придает им изящество и обаяние, возвышенность и красоту:
…печаль забудем,((«Совет друзьям», 1806; с. 75))
Мечтать во сладкой неге будем:
Мечта - прямая счастья мать!
Содержание поэзии Батюшкова далеко не ограничивается стихотворениями в антологическом роде. Она во многом предвосхитила, предопределила тематику и основные мотивы русской романтической поэзии: воспевание свободы личности, независимости художника, враждебность «холодной рассудочности», культ чувства, тончайших «чувствований», движения «жизни сердца», преклонение перед «дивной природой», ощущение «таинственной» связи души человека с природой, вера в поэтическую мечту и вдохновение.
Много существенно нового внес Батюшков в развитие лирических жанров. Особенно важна его роль в становлении русской элегии. В его лирике продолжается процесс дальнейшей психологизации элегии. Традиционные элегические жалобы на судьбу, муки любви, разлуку, неверность любимой, - все то, что в изобилии встречается в элегиях конца XVIII в., в поэзии сентименталистов, - обогащается в элегиях Батюшкова выражением сложных индивидуальных переживаний, «жизни» чувств в их движении и переходах. Впервые в русской лирике находят выражение сложные психологические состояния с такой непосредственностью и искренностью трагически окрашенного чувства и в такой изящной форме:
Есть странствиям конец - печалям никогда!((«Элегия», 1815; с. 200))
В твоем присутствии страдания и муки
Я сердцем новые познал.
Они ужаснее разлуки,
Всего ужаснее! Я видел, я читал
В твоем молчании, в прерывном разговоре,
В твоем унылом взоре,
В сей тайной горести потупленных очей,
В улыбке и в самой веселости твоей
Следы сердечного терзанья…
Для судеб русской лирики не менее важное значение имела психологизация пейзажа, усиление его эмоциональной окраски. При этом в элегиях Батюшкова бросается в глаза характерное для романтической поэзии пристрастие к ночному (лунному) пейзажу. Ночь - пора мечтаний. «Мечта - дщерь ночи молчаливой» («Мечта», 1802 или 1803):
…как солнца луч потухнет средь небес,((«Вечер. Подражание Петрарке», 1810; с. 115))
Один в изгнании, один с моей тоскою,
Беседую в ночи с задумчивой луною!
Там, где Батюшков обращается к созерцательно-мечтательному изображению ночного пейзажа в попытках передать «живописную красоту» природы, «живописать» ее картины средствами поэтической речи, сказывается его близость к Жуковскому, родство с ним не только по общим литературным истокам, но и по характеру восприятия, образной системе, даже по лексике:
… В долине, где журчит источник и сверкает,((«Бог», 1801 или 1805; с. 69))
В ночи, когда луна нам тихо льет свой луч,
И звезды ясные сияют из-за туч…
Коснусь волшебныя струны,
Коснусь… и нимфы гор при месячном сияньи,
Как тени легкие, в прозрачном одеяньи
С сильванами сойдут услышать голос мой.
Наяды робкие, всплывая над водой,Восплещут белыми руками,((«Послание графу Виельгорскому», 1809; с. 104))
И майский ветерок, проснувшись на цветах,
В прохладных рощах и садах,
Повеет тихими крылами…
Отечественная война 1812 г. стала важным рубежом в духовном развитии Батюшкова, вызвала известные сдвиги в его общественных настроениях. Война принесла дотоле слабо звучавшую в лирике поэта гражданскую тему. В эти годы Батюшков пишет ряд патриотических стихотворений, в числе их послание «К Дашкову» (1813), в котором поэт в дни народного бедствия, «среди развалин и могил», когда «милая родина» в опасности, отказывается «петь любовь и радость, беспечность, счастье и покой»:
Нет, нет! талант погибни мой((с. 154))
И лира дружбе драгоценна,
Когда ты будешь мной забвенна,
Москва, отчизны край златой!
Не случайно, что именно в эти годы, после Отечественной войны, в атмосфере общего подъема национального самосознания у Батюшкова появляется настойчивое желание расширить область элегии. Тесными казались ему ее рамки для осуществления своих новых замыслов, поэтической разработки исторических, героических тем. Поиски поэта шли не в одном направлении. Он экспериментирует, обращается к русской балладе, даже басне. Батюшков тяготеет к многотемности, сложным сюжетным построениям, к сочетанию мотивов интимной элегии с исторической медитацией. Примером подобного сочетания может служить известное стихотворение, отмеченное Белинским в числе высших достижений Батюшкова, - «На развалинах замка в Швеции» (1814). Вступление, мрачный ночной пейзаж, написанный в оссиановской манере, вполне соответствует характеру мечтательного раздумья и придает романтическое звучание всему произведению:
Я здесь, на сих скалах, висящих над водой,((с. 172))
В священном сумраке дубравы
Задумчиво брожу и вижу пред собой
Следы протекших лет и славы:
Обломки, грозный вал, поросший злаком ров,
Столбы и ветхий мост с чугунными цепями,
Твердыни мшистые с гранитными зубцами
И длинный ряд гробов.
Всё тихо: мертвый сон в обители глухой.
Но здесь живет воспоминанье:
И путник, опершись на камень гробовой,
Вкушает сладкое мечтанье.
Батюшков обладал редким даром: силою мечтательного воображения «оживлять» прошлое, приметы которого одухотворены в его стихах единым чувствованием. Созерцание развалин в ночной тишине незаметно переходит в мечтательное раздумье о людях, отважных воинах и свободолюбивых скальдах, и бренности всего земного:
Но всё покрыто здесь угрюмой ночи мглой,((с. 174))
Всё время в прах преобратило!
Где прежде скальд гремел на арфе золотой,
Там ветер свищет лишь уныло!
………………
Где вы, отважные толпы богатырей,
Вы, дикие сыны и брани и свободы,
Возникшие в снегах, средь ужасов природы,
Средь копий, средь мечей?
Погибли сильные!..……
Подобное восприятие далекого исторического прошлого не является данью моде, как это нередко встречается; оно внутренне присуще Батюшкову-поэту, что подтверждается другим аналогичным описанием, где впервые в русской лирике дана поэтическая «формула» «тайного» языка природы:
Природы ужасы, стихий враждебных бой,((«Послание И. М. Муравьеву-Апостолу», 1814–1815; с. 186))
Ревущие со скал угрюмых водопады,
Пустыни снежные, льдов вечные громады
Иль моря шумного необозримый вид -
Всё, всё возносит ум, всё сердцу говорит
Красноречивыми, но тайными словами,
И огнь поэзии питает между нами.
Стихотворение «На развалинах замка в Швеции», несмотря на наличие в нем элементов других жанров (баллады, оды), является все же элегией, той ее разновидностью, которую можно назвать исторической медитативной элегией.
Созерцательность, мечтательность, задумчивость, уныние, грусть, разочарование, сомнение - слишком общие понятия, в особенности когда речь идет о лирической поэзии; они наполняются разным психологическим содержанием, получающим различную окраску в зависимости от индивидуальности поэта. Мечтательность, например у сентименталистов (вернее у эпигонов этого направления), нередко была напускная, дань моде, излишне слезливая. В лирике Жуковского и Батюшкова мечтательность выступает в новом качестве, сочетаясь с элегической грустью, проникнутая философическим раздумьем, - поэтическое состояние, которое им обоим присуще внутренне. «В произведениях этих писателей (Жуковского и Батюшкова, - К. Г.), - писал Белинский, - …языком поэзии заговорили уже не одни официальные восторги. но и такие страсти, чувства и стремления, источником которых были не отвлеченные идеалы, но человеческое сердце, человеческая душа» (10, 290–291).
И Жуковский и Батюшков многим были обязаны Карамзину и сентиментализму, а также и «Арзамасу». В их мечтательности было много общего, но было и различие. У первого она носит преимущественно созерцательный характер с мистической окраской. У второго - мечтательность не «заменяется», как предполагал Белинский (6, 293), а сочетается с задумчивостью, - выражаясь словами самого Батюшкова, «задумчивостью тихой и глубокой».
Батюшков писал и в прозе. Прозаические опыты Батюшкова отражают общий процесс поисков новых путей, стремление автора к жанровому многообразию (см. гл. 3).
Батюшков рассматривал свои прозаические опыты как «материал для поэзии». Он обращался к прозе главным образом для того, чтобы «писать хорошо в стихах».
Белинский невысоко ценил прозаические произведения Батюшкова, хотя отмечал их «хороший язык и слог» и видел в них «выражение мнений и понятий людей своего времени» (1, 167). В этом плане прозаические «опыты» Батюшкова оказали воздействие на становление стиля пушкинской прозы.
Велики заслуги Батюшкова в обогащении русского поэтического языка, культуры русского стиха. В споре о «старом» и «новом слоге», в этом центральном вопросе общественно-литературной борьбы эпохи, имеющем более широкое значение, нежели проблема языка литературы, Батюшков стоял на позициях карамзинистов. Главными достоинствами «стихотворного слога» поэт считал «движение, силу, ясность». В своем поэтическом творчестве он придерживался этих эстетических норм, в особенности последней - «ясности». По определению Белинского, он внес в русскую поэзию «правильный и чистый язык», «звучный и легкий стих», «пластицизм форм» (1, 165; 5, 551).
Белинский признавал «важное значение» Батюшкова для истории русской литературы, называл Батюшкова «одним из умнейших и образованнейших людей своего времени», говорил о нем как об «истинном поэте», одаренном от природы великим талантом. Тем не менее в общих суждениях о характере и содержании поэзии Батюшкова критик был излишне суров. Поэзия Батюшкова казалась Белинскому «узкой», излишне личной, бедной по содержанию с точки зрения ее социального звучания, выражения в ней национального духа: «Муза Батюшкова, вечно скитаясь под чужими небесами, не сорвала ни одного цветка на русской почве» (7, 432). Белинский никак не мог простить Батюшкову его увлечение «легкой поэзией» Парни (5, 551; 7, 128). В суждениях критика, возможно, сказалось и то обстоятельство, что он писал о Батюшкове как о предшественнике Пушкина, в связи с Пушкиным - и в оценках лирики Батюшкова критерием мог служить необъятный мир поэзии Пушкина.
Рано определился круг элегических дум Батюшкова. Он глубоко верил в силу изначальных «первых впечатлений», «первых свежих чувств» («Послание И. М. Муравьеву-Апостолу»), которым поэт не изменял в течение всей своей творческой жизни. Поэзия Батюшкова замыкается преимущественно кругом личностных переживаний, и в этом источник ее силы и слабости. На всем протяжении своего творческого пути поэт остался верен «чистой» лирике, ограничив ее содержание личной темой. Лишь Отечественная война 1812 г. дала взрыв патриотических настроений, и то ненадолго. К этому времени относится желание Батюшкова выйти из своего замкнутого мира излюбленных мотивов, расширить границы элегии, обогатить ее тематически опытом других жанров. Поиски шли в разных направлениях, но Батюшков достиг ощутимых результатов там, где не изменял своему природному дару поэта-элегика. Он создал новые разновидности жанра, которым было суждено в русской поэзии большое будущее. Таковы его элегии-послания и медитативные, философско-исторические элегии.
Раздумье, наряду с мечтательностью, всегда было свойственно внутреннему миру Батюшкова. С годами в его лирике раздумье «под бременем печали» все больше приобретает мрачный оттенок, слышатся «тоска сердечная», «душевная скорбь», все отчетливее звучат трагические ноты, и как бы своеобразным итогом раздумий поэта о жизни звучит одно из последних его стихотворений:
Ты знаешь, что изрек,((1824; с. 240))
Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?
Рабом родится человек,
Рабом в могилу ляжет,
И смерть ему едва ли скажет,
Зачем он шел долиной чудной слез,
Страдал, рыдал, терпел, исчез.
При обозрении литературного наследия Батюшкова создается впечатление неполноты. Поэзия его глубока по содержанию и значимости, но она, по определению Белинского, «всегда нерешительна, всегда что-то хочет сказать и как будто не находит слов» (5, 551).
Батюшков успел высказать не много из того, что было заложено в его богато одаренной натуре. Что же помешало живущей в душе его поэзии зазвучать в полный голос? В стихотворениях Батюшкова нередко встречается горечь обиды на то, что он «безвестен» и «забыт». Но не менее отчетливо звучит в них и горькое признание в том, что вдохновение оставляет его: «Я чувствую, мой дар в поэзии погас…» («Воспоминание», 1815). Батюшков переживал глубокую внутреннюю драму, ускорившую наступление кризиса, и он умолк… Но то, что он успел свершить, давало ему полное право отождествить созданный им образ истинного поэта с самим собой:
Пускай свирепый рок по воле им играет,((«Послание И. М. Муравьеву-Апостолу», с. 187))
Пускай незнаемый, без злата и честей,
С главой поникшею он бродит меж людей;
………………
Но музам и себе нигде не изменит.
В самом молчании он будет все пиит.
В. В. Томашевский писал об «одической природе» элегии «На развалинах замка в Швеции» и тут же добавлял: «Эти стихи переходят в элегические размышления, в которых от оды осталась широта темы» (Томашевский Б. К. Н. Батюшков, с. XXXVIII).
«Вечер у Кантемира», 1816 (см.: Батюшков К. Н. Соч. М., 1955, с. 367).
См.: Фридман Н. В. Проза Батюшкова. М., 1965.
«Речь о влиянии легкой поэзии на язык», 1816 (Батюшков К. Н. Опыты в стихах и прозе, с. 11).
Мельхиседек - лицо, упоминаемое в Библии (Кн. Бытия, гл. 14, ст. 18–19). Символ высшей мудрости.
Российская империяКонстанти́н Никола́евич Ба́тюшков (18 (29) мая (17870529 ) , Вологда - 7 (19) июня , Вологда) - русский поэт , предшественник Пушкина .
Биография
Родился в роду Батюшковых, отец - Николай Львович Батюшков (1753-1817). Годы своего детства провёл в родовом имении - селе Даниловское . В 7 лет он потерял мать, которая страдала душевной болезнью, по наследству перешедшей к Батюшкову и его старшей сестре Александре.
Стихотворения первого периода литературной деятельности поэта проникнуты эпикуреизмом: человек в его лирике страстно любит земную жизнь; главные темы в поэзии Батюшкова - дружба и любовь. Отказавшись от морализма и манерности сентиментализма, он находит новые способы выражения чувств и эмоций в стихе, предельно ярких и жизненных:
Стройный стан, кругом обвитый
Хмеля жёлтого венцом,
И пылающи ланиты
Розы ярким багрецом,
И уста, в которых тает
Пурпуровый виноград -
Все в неистовой прельщает!
В сердце льет огонь и яд!
В ответ на события отечественной войны , Батюшков создал образцы гражданской поэзии, патриотический настрой которых соединяется с описанием глубоко индивидуальных переживаний автора:
… пока на поле чести
За древний град моих отцов
Не понесу я в жертву мести
И жизнь и к родине любовь;
Пока с израненным героем,
Кому известен к славе путь,
Три раза не поставлю грудь
Перед врагов сомкнутым строем -
Мой друг, дотоле будут мне
Все чужды музы и хариты,
Венки, рукой любови свиты,
И радость шумная в вине!
В послевоенный период поэзия Батюшкова тяготеет к романтизму . Темой одного из самых его известных стихотворений, «Умирающий Тасс» (), является трагическая судьба итальянского поэта Торквато Тассо
Ты помнишь, сколько слез младенцем пролил я!
Увы! с тех пор добыча злой судьбины,
Все горести узнал, всю бедность бытия.
Фортуною изрытые пучины
Разверзлись подо мной, и гром не умолкал!
Из веси в весь, из стран в страну гонимый,
Я тщетно на земли пристанища искал:
Повсюду перст её неотразимый!
Примечания
Сочинения
- Батюшков К. Н. Сочинения / Вступ. ст. Л. А. Озерова; Подг. текста и примечания Н. В. Фридмана. - М.: Гос. изд-во худож. лит-ры, 1955. - 452 с. Тираж 75000 экз.
- Батюшков К. Н. Полное собрание стихотворений / Вступит. ст., подготовка текста и примечания Н. В. Фридмана. - М., Л.: Сов. писатель, 1964. - 353 с. Тираж 25 000 экз. (Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание.)
- Батюшков К. Н. Сочинения / Вступ. ст. и сост. В. В. Гуры. - Архангельск: Сев-Зап. кн. изд-во, 1979. - 400 с. Тираж 100000 экз.
- Батюшков К. Н. Избранные сочинения / Сост. А. Л. Зорина и А. М. Пескова; Вступ. ст. А. Л. Зорина; Комм. А. Л. Зорина и О. А. Проскурина. - М.: Правда, 1986. - 528 с. Тираж 500 000 экз.
- Батюшков К. Н. Стихотворения / Сост., вступ. ст. и примеч. И. О. Шайтанова . - М.: Худож. лит., 1987. - 320 с. Тираж 1 000 000 экз. (Классики и современники. Поэтическая библиотека)
- Батюшков К. Н. Сочинения в двух томах. Т.1: Опыты в стихах и прозе. Произведения, не вошедшие в «Опыты…»/ Сост., подгот. текста. вступ. статья и коммент. В. А. Кошелева. - М.: Худож. лит., 1989. - 511 с. Тираж 102 000 экз.
- Батюшков К. Н. Сочинения в двух томах. Т.2: Из записных книжек; Письма. / Сост., подгот. текста, коммент. А. Л. Зорина. - М.: Худож. лит., 1989. - 719 с. Тираж 102 000 экз.
Литература
- Афанасьев В. Ахилл, или Жизнь Батюшкова. - М.: Детская литература, 1987.
- править] Ссылки
Константин Батюшков в Викицитатнике в Викитеке Константин Батюшков на Викискладе - К. Н. Батюшков. Батюшков: Вечные сны Собрание сочинений, общие работы, воспоминания современников, жизнь поэта, родословная, творчество, библиография, альбом
- К. Н. Батюшков на feb-web. Полное собрание сочинений, монографические исследования
- К. Н. Батюшков Биография, широко представлена критика, монографические работы
- Батюшков в библиотеке поэзии Собрание сочинений, переводы, критика
- Константин Батюшков. Стихи в «Антологии русской поэзии»
- Батюшков К. Н. Собрание стихотворений на stroki.net
Литературное общество «Арзамас» Члены Д. В. Дашков Д. Н. Блудов А. И. Тургенев С. С. Уваров К. Н. Батюшков П. А. Вяземский А. А. Плещеев В. Л. Пушкин А. С. Пушкин А. Ф. Воейков Д. П. Северин Ф. Ф. Вигель Д. В. Давыдов Почётные члены Н. М. Карамзин И. И. Дмитриев Г. И. Гагарин Ю. А. Нелединский-Мелецкий А. Н. Салтыков М. А. Салтыков Адреса У Уварова · Малая Морская, 21 У Блудова · Невский, 80 У Тургенева · набережная Фонтанки, 20 У Плещеева Галерная, 12
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Писатели по алфавиту
- Родившиеся 29 мая
- Родившиеся в 1787 году
- Родившиеся в Вологде
- Умершие 19 июня
- Умершие в 1855 году
- Умершие в Вологде
- Поэты России
- Русские поэты
- Сотрудники РНБ
- Писатели Вологды
- Вольное общество любителей словесности, наук и художеств
- Участники наполеоновских и революционных войн
- Похороненные в Вологодской области
Wikimedia Foundation . 2010 .
Смотреть что такое "Батюшков, Константин Николаевич" в других словарях:
Род. в Вологде 18 го мая 1787 г., ум. там же 7 го июля 1855 г.; происходил из древнего дворянского рода. Отец его, Николай Львович († 1817), еще в юношеских годах привлеченный к следствию по делу своего дяди, Ильи Андреевича, который в 1770 г.… … Большая биографическая энциклопедия
К. Н. Батюшков (1787 - 1855)
«Поэт радости» по завещанию Пушкина
Будущий основатель анакреонтического направления в отечественной лирике родился в родовитой дворянской семье в 1787 г. в Вологде. Детство же он провел вблизи Бежецка в поместье Даниловское Тверской губернии. Потомок старинного рода в раннем возрасте лишился матери, сошедшей с ума и умершей в 1795 году, когда мальчику только исполнилось 8. Получив блестящее домашнее воспитание, а после обучавшись в частных иностранных пансионах Петербурга, он свободно овладел французским. В оригинале читает Вольтера, циничный ум которого надолго стал для Батюшкова самым увлекательным отображением Века Просвещения.
Поэт владел многими иностранными языками и получил славу полиглота. С 1802 года живет под одной крышей с дядей М. Муравьевым, знаменитым просветителем и писателем, сыгравшим решающую роль в становлении личности поэта. Дебют в печати состоялся сатирическими стихами под названием «Послание к стихам моим».
Автопортрет Батюшкова: «то здоров, то при смерти болен»
Жанр сатиры поэту удавался как нельзя хорошо – из-под его пера вышли многочисленные обличительные эпиграммы, «Послание Хлое», «К Филисе». Внимательно и с интересом изучая литературу и философию французского Просвещения, итальянского Возрождения и античную поэзию, он стал автором «Вакханки», «Веселого часа» и послания Вяземскому и Жуковскому «Мои Пенаты».
Впоследствии, оказавшись с русской армией в Европе, когда явным стал разгром Наполеона, Батюшков создает очерк «Путешествие в замок Сирей». По преданию, владелица замка маркиза Эмилия дю Шатле гостеприимно приняла здесь Вольтера, где фернейский мудрец и провел годы изгнания. Однако Батюшкову крайне непонятна жажда почестей и славы Вольтера и 27-летний поэт отрешился от жадного любопытства и тщеславия французского Просвещения.
Однако, подводя черту сознательной жизни, Батюшков напишет:
Рабом родился человек,
Рабом в могилу ляжет.
Поэт пушкинской поры
Последние 30 лет жизни автор «Моих Пенатов» провел в безумии, сокрушаемый то манией преследования, то манией величия, и только перед смертью, обосновавшись в тихой Вологде, Батюшков немного успокоился и читал с любопытством газеты о Крымской войне. С течением лет круг чтения поэта значительно расширялся: сердцевед Руссо, пытливый Монтень, певец печалей любви Парни, которого охотно переводил Батюшков на великий и могучий язык, немного смягчая озорную эротику француза.
Опираясь на одно из творений Парни, Батюшков в 1815 г. написал «Вакханку», особенно восхитившую Пушкина, считавшего произведение Батюшкова «лучше и живее подлинника». Французская культура, сильным толчком к погружению с головой в которую стал небезызвестный пансион Жакино, стала колыбелью Батюшкова, однако впоследствии он резко изменил к ней отношение, предпочитая итальянское Возрождение и античность.
Так, к 1801 году Батюшков уже перешел в пансион Триполи для углубленного изучения мелодичного языка, изящность которого побуждает Батюшкова искать лирическую мягкость в русской поэзии. Батюшков старается обрести звонкость и чистоту, солнечную ясность, взволнованную страстность после суровых од Ломоносова, простодушного стиля Державина и нежных стихов Жуковского.
Для Батюшкова это оказалось сложной задачей, от чего он даже приходил в отчаяние, называя себя смешным по совести в попытке воспеть хвалу на балалайке, услышав виртуоза на арфе. Батюшков называл русский язык балалайкой, считая его жестким. Недостатка у Батюшкова в дружеском внимании не было: он имел теплые отношения с Олениным, Тургеневым, Жуковским, Вяземским. Однако оказывать влияние на ход его жизни никто из них не мог. При всей своей любезной обходительности и скромности Батюшков был настолько оригинален, что подлинное содержание жизни его было загадкой для всех.
Поэт с «лицом добрым, как сердце»
В 1814 году им была написана элегия «Тень друга», которая родилась по возвращении Батюшкова из Англии. Перед читателями предстают горестные жалобы тонкого сентименталиста, в котором до сих пор жива память сердца. Мы видим и полеты романтика, отрицающего границы жизни и смерти. По завещанию критиков, Батюшкова невозможно уложить ни в одну из известных литературных традиций. Его элегии содержат и нежную чувствительность, и шекспировскую силу страсти, и мрачную горечь. Однако при этом все крепится на глубокой верности чувству, характерному для итальянской поэзии и русского сознания.
Н.В. Фридман написал «Поэзию Батюшкова», в которой подробно исследовал художественный метод и стиль автора, дал ему высочайшую оценку и поставил в один ряд с величайшими поэтами века. Был он дружен и с Пушкиным, однако боялся его ветрености, жизнелюбия, но более всего его безоглядной щедрости в постоянной растрате себя.
Батюшков пережил духовный кризис, вылившийся в произведения «К другу», «Надежда», а в жанре элегии отмечаются мотивы неразделенной любви («Мой гений», «Разлука»), а в стихотворениях «Изречение Мельхиседека» и «Умирающий Тасс» высокий трагизм. Оставаясь в мечтах «поэтом радости», Батюшков сознался в послании «К друзьям»:
Жил так точно, как писал…
Ни хорошо, ни худо!
8. Особенности романтизма к.Н. Батюшкова. Его творческий путь.
традиционно имя Батюшкова стоит рядом с именем Жуковского как выражение своеобразия русского романтизма. Многие его принципы стали катехизисом русского романтизма. Жуковского и Батюшкова связывала дружба, они были собратьями по
«Арзамасу». Но их поэтические миры были различны. Батюшков был выразителем идеи неоклассицизма. Его отношения с античностью носили более интенсивный характер. Он внёс мир античности в русскую культуру. Неповторимое своеобразие Батюшкова – синтез неоклассицизма и романтизма. Батюшков пластичен, скульптурен, телесен. Образы Батюшкова визуальны, они видимы, осязаемы. Поэзия Батюшкова пронизана вещественным миром, своим мироощущением устремлена в акмеизм. Батюшков стоял у истоков поэзии Пушкина в той же степени, что и Жуковский.
Биография Батюшкова – исток трагизма русских поэтов. В 1821 г. произошло символическое деление жизни поэта на два этапа – в этом году Батюшков сошёл с ума. К.Н. Батюшков родился в Вологде. Это был человек, не отличавшийся крепкими здоровьем. Его прозвище в «Арзамасе» имело каламбурный характер (Ахилл – ах, хил!). Не приспособленный к военному делу, он рано ушёл на фронт. Для его поэзии становится важна военная тема. Уход в армию – своеобразный разрыв с официальной Россией. Он переживал декабристское движение. Его родство с декабристом Никитой Муравьёвым отложило глубокий отпечаток на жизни и творчестве.
Батюшков переживал в творчестве трагическое двойничество, раздвоение сознания. С ним в литературу входит образ «чёрного человека». Он определил развитие души Батюшкова. По своему воспитанию он увлёкся французскими энциклопедистами и античной философией. Он был эпикурейцем по своей философии. Самым сквозным в его поэзии становится образ счастья. Батюшков в своей ранней поэзии – оптимист. Его ранние стихотворения насыщены ощущением молодости («Весёлый час», «Счастливец», «Мечта», «Послание к Гнедичу»). Образ золотой мечты будет сопровождать Батюшкова полжизни. Это также создаёт образ эпикурейца. Он становится идеологом «лёгкой поэзии» – особого направления, возникшего в Италии и Франции. Батюшков был влюблён в Италию. Он вводит в литературу понятие лирического героя, не совпадающего с образом поэта, но являющегося выражением его идеалов. В стихотворении «Счастливец» он создаёт раздвоенное сознание. Жизнь Батюшкова неотделима от его творчества. Поэт, воспитанный для счастья, переживает трагедию столкновения с русской жизнью, горе от ума. Судьба Батюшкова стала прототипом комедии «Горе от ума». Род Батюшкова был генетически связан с психическими расстройствами, но в большей степени на него повлияла атмосфера русского бытия. Его творческое завещание – «Изречение Мельхиседека». В истории русского романтизма Батюшков остался как сложный поэт.
Батюшков – кризисный поэт. В 1809 г. наступает кризис переосмысления, в 1812 г. – кризис идеологии. Этот год стал переломным для Батюшкова. Поэзия Батюшкова до 1812 г. – период самоопределения. Он обращается к разным традициям. Его любимые античные поэты – Сапфо и Тибулл. Его называли «русским Тибуллом». Он интересовался творчеством итальянских поэтов, в частности Торквато Тассо. Его судьба волновала Батюшкова всю жизнь. Батюшков формирует образ эпикурейца, представителя лёгкой поэзии. Он спорит с архаиками и в 1807 г. пишет «Видение на берегу Леты», очень понравившееся «Арзамасу». Это стихотворение передаёт эстетику поэзии Батюшкова. По определению Вяземского, основная особенность поэзии Батюшкова – «людскость». Своеобразным манифестом новой поэзии становится послание «Мои пенаты», адресованное Жуковскому и Вяземскому и имеющее импровизационный характер. Это попытка выразить жизненную позицию. В этом стихотворении Батюшков формирует свою маленькую философию самостоятельности. Пенаты – это мир поэта. Он вводит в лирику образ поэтического стола. Он передаёт философскую самостоятельность и утверждает жизненную позицию. Пенаты – это очаг, дом, родина. Его не волнует роскошь. В его доме все могут найти приют. Среди его бытовых богов – его любимая женщина. Батюшков вводит в поэзию атмосферу лёгкой эротики. Мир родных пенатов противостоит всему официальному. «Мои пенаты» – осязаемая картина мира. Размер послания – трёхстопный хорей. Батюшков даёт летящий стих. Стихотворение было написано накануне войны и является своеобразным итогом первого периода творчества.
До 1812 г. Батюшков – представитель лёгкой поэзии, эпикуреец, передающий атмосферу мечты. Жизнь и поэзия разошлись у Батюшкова. Главная трагедия 1812 г. – пожар Москвы. Батюшков по болезни не принимал участия в кампании 1812 г. Будучи лишь очевидцем событий, он создал переломный стих – «Послание Дашкову». Атмосфера стихотворения – записки очевидцев, передача чувства. Опустевшая Москва бьётся в сердце поэта. Заключительная часть стихотворения – клятва поэта, отказ от иллюзий, эпикурейской философии. Поэт становится носителем национальных ценностей. В стихотворении «Вакханка» происходит столкновение эпикурейской и новой философии, неистовый побег от прошлой жизни. В стихотворениях 1813 – 1815 гг. Батюшков становится поэтом батальной темы. Он воссоздаёт войну в её реальных проявлениях, открывает её изнанку. Для Батюшкова принципиально важно показать динамику событий. После 1812 г. поэзия Батюшкова эпизируется. Батальная тема – важная тема в творчестве поэта.
В элегии «На развалинах Швеции» поэт показывает тоску по родине, особо выраженной в стихотворении «Пленный». Его сюжет выражает рефлексию пленного на берегу Роны по поводу заката. В монологе пленного отображено национальное чувство, впервые выраженное в «Слове о полку Игореве».
Возвращение после похода становится трагичным для Батюшкова. Происходит переосмысление бытия. В «Странствующем Одиссее» передаётся идея трагизма – родина нашлась, но она другая. Главное настроение последующей лирики – неуёмность души.
Последний этап творчества начинается стихотворением «Странник и домосед». Герой Батюшкова – неуёмный странник. Батюшков и сам был странником. Образ странствия стал выражением его позиции. Предсмертная книга Батюшкова – «Опыты в стихах и в прозе». Первая часть – прозаическая, его размышления о жизни. Во второй части собраны лучшие 60 стихотворений поэта. В эту часть вошли подражания древним, в которых Батюшков вернулся к своей юности, размышления о героике, славе, цивилизации, времени. Но это трагическая античность, сопряжённая с современностью. Его проза – предвосхищение лаконичной пушкинской прозы. В последние 34 года своей жизни Батюшков занимался рисованием.