6 декабря в Украине отмечается день Вооруженный сил. Мы уже писали о . Совсем недавно список святых воинов пополнил и наш земляк – последний кошевой атаман Запорожской Сечи Петр Калнышевский.
Кошевой атаман Запорожской Сечи
Петр Калнышевский родился в 1691 году в казацкой семье на Сумщине. Дальнейшие, хотя и немногочисленные, данные о нем датируются серединой XVIII века, из которых известно, что казак был образованным на то время человеком, любившим читать книги.
В 1762 году Петра первый раз избирают кошевым атаманом Запорожской Сечи. В том же году в Москве произошла его встреча с императрицей Екатериной II. Очевидно ей атаман не понравился, потому что вскоре был снят со своей должности, пробыв на ней меньше года.
Во второй раз его выбрали в 1765 году. На этот раз Петр Калнышевский был во главе Сечи 10 лет – до самого ее разрушения по приказу императрицы Екатерины. Стоит отметить, то прежде на столь длительный строк никого не избирали – обычно кошевой атаман был на своей должности от года до максимум нескольких лет.
Война России и Турции
В время войны России и Турции в 1768-1774 годах Петр Калнышевский принимал участие в боях под Хаджибеем (нынешняя Одесса) и был удостоен высшей награды Российской империи – ордена Андрея Первозванного и звания генерал-лейтенанта.
Последний запорожский кошевой был очень верующим и много помогал украинским монастырям и храмам. За всю свою жизнь он только на личные средства построил с десяток церквей на родной Сумщине, в Киеве и Запорожье. Кроме этого он много внимания и средств уделял социальным вопросам. В границах «Вольностей Войска Запорожского» действовали 16 церквей. При каждой из них были церковно-приходские школы и школы повышенного типа. Также при храмах были госпитали для немощных, стариков и больных, которые содержались на средства святого атамана.
Трагедия Запорожской Сечи
Помимо внешней работы, Калнышевский по-отцовски опекался и самой Сечью – с одной стороны он пытался сберечь все привилегии казаков, а с другой – адаптировать казачий уклад жизни к новым реалиям существования на территории Российской империи. Кошевой атаман поднял материальный уровень Запорожской Сечи. Кроме этого, поддерживались и казаческие традиции – свободолюбие и демократия.
Все эта свобода очень раздражала императорский престол, поскольку считала Запорожскую Сечь неким государством в государстве, да еще и демократическим. Опасаясь такого народоправия и в других регионах Российской империи, по приказу Екатерины II и была уничтожена Сечь. Хотя были и другие причины. В глазах российских дворян, богатейшие запорожские земли были местом, где жили грабители и бунтари.
Летом 1775 года 100-тысячная российская армия окружила Сечь, где на то время находилось несколько сотен человек, а остальные были задействованы на хозяйствах. Петр Калнышевский, которому тогда было за 80 лет, понимал безысходность положения, и несмотря на то, что казаки рвались оборонять свой дом, не хотел пролития христианской крови и распорядился сдать оружие, и не оказывать сопротивление.
Соловецкий монастырь
Атаман и старшина были сосланы в Соловецкий монастырь на самом севере России. Здесь, в суровых условиях заключения святой Петр провел более 25 лет. Его камера размером менее 3 на 2 метра находилась в сыром полуподвальном помещении. Воздух в ней был затхлый, что вызывало удушение. Света в темницу поступало мало, а вид через малое окошко выходил на монастырское кладбище. Еще и режим содержания под стражей был достаточно строг. По неподтвержденным данным, праведного выводили из камеры в церковь трижды в году: на Пасху, Рождество и Преображение.
На свободу последний кошевой атаман вышел лишь в 1801 году, когда ему уже было 110 лет. За годы заключения, он потерял зрение, у него отросла длинная борода и волосы. Однако Петр не снимал своей казаческой одежды, которая к тому времени стала распадаться. При этом атаман пользовался уважением среди местных монахов.
После освобождения, ему был предоставлена свобода выбора в вопросе места поселения. Однако старец остался в Соловецком монастыре, где умер в 1803 году.
Вопрос о канонизации Петра Калнышевского поднимался уже несколько последних лет. В это время собирались и изучались сведения его биографии. В 2008 году он был прославлен в лике святых Украинской Православной Церковью Киевского Патриархата. Украинская Православная Церковь приняла решение о канонизации атамана в 2014 году, торжественное прославление в лике святых произошло в Покровском соборе города Запорожья 13 ноября 2015 года. Во время богослужения в центр храма вынесена икона святого Петра Калнышевского, написанная к этому событию. В икону вставлена часть мощей святого. К слову, так как атаман был похоронен на территории Соловецкого монастыря, где его мощи покоятся и сейчас, то в данное время их передача Украине и Украинской Православной Церкви маловероятно.
Святой казак Петр Калнышевский обновлено: Декабрь 6, 2015 автором: Миша Герасименко
У развилки трёх дорог
Стал, запнувшись, Калныш Пётр:
Прямо ехать - нести крест,
Влево - страшный будет грех,
Вправо двинуть - не судьба:
Даль, разлука и сума,
Повернуть нельзя назад,
Змий зелёный будет рад,
Вверх подняться - крыльев нет, -
Слаб с рожденья человек.
Спрятать голову в песок, -
Не к лицу, какой тут прок.
В общем, всюду «туши свет»...
Всё ж находит он ответ…
(Из сборника Аркадия Польшакова «Гражданская лирика»)
Пётр Иванович Калнышевский (1690-1803) – последний кошевой атаман Запорожской Сечи, военный и политический деятель, дипломат, организатор освоения земель Нижнего Приднепровья, кавалер Золотой медали на Андреевской ленте Российской империи.
Имя Петра Калнышевского долгое время было тайной.
В советские времена в учебниках по истории Украинской ССР даже имени его не встречалось.
Ну а в независимой Украине многие школьники, конечно же, слышали о последнем кошевом атамане. И в основном, как о некоем мученике за идею. Национальную, конечно же. Слышали как о невинном мученике за вольности Запорожского казачества и даже, в перспективе, за волю Украины от рук российского царизма.
Экс-президент Украины Виктор Ющенко даже числил его среди своих славных предков...
Кто же он на самом деле - борец или жертва?
Царский чиновник, впавший в немилость?
Или он пошёл на муки потому, что желал лучшей судьбы для Украины?
Пётр Иванович Калнышевский был родом из села Пустовойтовки на Слобожанщине (теперь Роменский район Сумской области).
И происходил, скорее всего, из сотенной старшины.
Сын казацкой вдовы попал на Запорожскую Сечь в возрасте 8-ми лет.
О том, как это было, рассказывает легенда:
Восьмилетний Петрик, сын казацкой вдовы Агафии, пас скотину за селом. И увидел небольшой конный отряд запорожцев. Кое-кто из них смалил (курил) люльку (казачью трубку).
К одному из них мальчик обратился с просьбой дать и ему попробовать казацкой люльки. Это развеселило запорожцев. Они остановились и угостили пастушка «носогрейкою».
- А куда ж вы идете? – спросил Петрик.
- На Сечь, хлопче!
- Так возьмите и меня с собой!
- Ну, если ты уже люльку казацкую смалишь, то садись сзади, - разрешил сотник. - По всему видно, ты хлопец бедовый.
Петрика дважды просить не пришлось – он сразу вскочил на коня.
- А отец что скажет? – спросил сотник.
- А нет у меня отца, - запечалился Петрусь. – Погиб.
- Ну, тогда будешь мне за сына.
И подались они туда, где «Луг - батько, а Сичь – мати». И побрело стадо в село само, уже без пастуха…
На Сечи Петрик учился в школе при сечевой церкви.
И за долгие годы бурной и опасной казачьей жизни он прошёл все ступени службы – от казачьего джуры до кошевого атамана, «отца казаков», приобрёл огромный государственный и военный опыт.
Надо сказать, что в Запорожье обосновались выходцы из Лубенского полка Давид и Андрей Калныши, родственники будущего кошевого. А также многочисленные его земляки. Они входили в состав Кущивского куреня.
Пользуясь поддержкой разросшегося клана, Пётр быстро сделал карьеру.
В 1750-1752 годах Пётр Калнышевский в должности войскового есаула руководил подавлением выступлений гайдамаков на Буге.
В документах того времени его чаще называли Калнышем.
Его обязанностью, как войскового есаула, было поддержание общественного порядка.
Он резво разъезжал по запорожским степям, то занимаясь расследованиями злоупотреблений атамана местечка Новый Кодак, то собирая налоги с жителей Старой Самары.
Но главным его занятием было преследование гайдамаков.
Часто ими становились запорожцы, по старинке промышлявшие «здобычництвом», которое во времена Новой Сечи уже считалось преступлением.
Администрация Сечи (Кош) начала борьбу с этим явлением, мешающим развитию торговли и мирным занятиям. Борьба с гайдамаками все больше ужесточалась.
Отряд Калнышевского без устали преследовал и ловил гайдамаков.
Кош наделил войскового есаула чрезвычайными полномочиями, предоставив ему право применять оружие при любом сопротивлении и арестовывать всех подозрительных лиц.
Истреблением гайдамацких отрядов занят был Калнышевский и в 1754 году.
В 1754–1755 годах есаулу Калнышу пришлось заниматься созданием комиссии по урегулированию запорожско-татарских пограничных отношений в местечке Никитино (ныне город Никополь).
В 1755 и 1757 годах он вошёл в состав депутации запорожцев к российской императрице Елизавете Петровне в столицу Российской империи город Санкт-Петербург.
Это дало ему прекрасную возможность ознакомиться с нравом российской бюрократии, завязать полезные знакомства.
Постепенно в руках Калнышевского сосредоточилась значительная власть.
В 1758-м году он стал войсковым судьёй Запорожской Сечи. По объёму власти и авторитету это была вторая должность после кошевого атамана.
К началу 1760-х на Сечи уже никто не мог тягаться со старшиной Петром Калнышем.
Престарелый кошевой атаман Григорий Фёдоров-Лантух превратился в его марионетку.
Калнышевский был внимателен к старческим капризам кошевого. Он даже заказал карету, чтоб тому удобно было передвигаться по степным дорогам.
Но в вопросах власти он был непреклонен.
Дело дошло до того, что он стал вместо кошевого атамана подписывать документы.
А русская пограничная администрация не знала, к кому обращаться в официальных случаях: к Фёдорову или Калнышевскому…
В 1762 году Калнышевский решился подвинуть Лантуха и взял булаву в свои руки.
Так он стал кошевым атаманом – кормчим всего войска, которого выбирали из наиболее опытных, храбрых и изобретательных старшин.
Было ему тогда 72 года.
Правда, находился он на этом посту менее года.
В качестве кошевого Калнышевский присутствовал на коронации императрицы Екатерины II в Москве.
Но почему-то страшно ей не понравился - она сняла его с должности.
Тогда это уже можно было сделать – кошевого выбирали не всем кошем, а узкой группкой старшины.
По другой версии Калнышевский был скинут с атаманства в 1763 году запорожской «голотой».
Калнышу пришлось оставаться «серым кардиналом» на протяжении ещё трёх лет.
Наконец, 1 января 1765 года на казацкой раде ему торжественно вручили булаву.
Во 2-й раз Калнышевский избран был кошевым.
В преддверии большой войны с Турцией и Крымским ханством Екатерина согласилась с тем, что Калнышевского, вопреки царской немилости, опять избрали кошевым. Царица сменила гнев на милость и признала Петра Ивановича на этой должности. Не помогли даже доносы на Калнышевского.
Все последующие выборы, по запорожскому обычаю происходящие ежегодно, были не более чем разыгранный спектакль.
Пётр Иванович неизменно оставался кошевым до 1775 года…
Он занимал эту высокую должность 10 лет подряд, чего ранее в коше «испокон веков не бывало».
Многочисленные земляки и родственники, входившие в Кущивский курень, стали главной опорой власти Калнышевского.
На важнейший пост полковника Кодацкой паланки был назначен его племянник Иосиф Калнышевский.
Атаман Калныш был человек коренастый, плотный, невысокого роста, очень сильный.
Пётр Иванович был личностью, безусловно, неординарной.
Отличался отвагой, стойкостью, непокорностью, прямотой, требовательностью.
Пробившийся из низов, он долгое время держал атаманскую булаву на Сечи, пресекая интриги и бунты, заигрывая и предавая, лавируя, проявляя жестокость, вероломство, щедрость и великодушие.
Пётр Калнышевский в бытность кошевым атаманом проявил себя как очень религиозный человек.
Всегда имел при себе греческих и южнорусских монахов, прислушивался к наставлениям духовных отцов с Афона и Иерусалима.
Кошевой Пётр Калнышевский стал одним из самых зажиточных людей на Украине.
Он был владельцем многочисленных хуторов, пахотных полей и пастбищ, 16-ти тысяч голов скота.
Говоря сегодняшним языком, был самым настоящим олигархом.
Он завёл у себя модные покои, убранные дорогими коврами и шпалерами.
Выписывал из Петербурга газеты с описанием потешных чудачеств.
Его закрома ломились от изобилия яств и деликатесов.
Мыслимо ли такое было во времена простого и сурового быта легендарного «Урус-шайтана» - Ивана Сирко?!
«Олигарх» Калнышевский именовал своих братьев-казаков исключительно «голытьбой».
И мнение Екатерины Второй значило для него много больше свободно выражаемых воплей толпы сечевиков. Сечевиков, собравшихся на площади, и наивно полагающих, что от их криков зависит решение кошевого атамана.
Тот иногда давил «понты» для приезжих по части принимаемых решений.
Как всё это до боли напоминает сегодняшний день, когда сидящие в парламенте-правительстве, находящиеся и при власти, и в оппозиции миллионеры-миллиардеры ежедневно, с утра пораньше «кладут свои головы на плахи исключительно ради блага простого народа»…
Не надо забывать того, что кошевой Калнышевский был именно дворянином, богатейшим человеком тогдашней Украины.
А также был соратником императрицы Екатерины II и её вернейшего Светлейшего князя Таврического – Григория Потёмкина.
Вместе они воевали с турками и крымскими татарами.
Вместе осваивали Дикое Поле, превращая его в будущую житницу империи.
К сожалению, она – эта «житница» - сегодня практически загублена такими, с позволения сказать, «строителями» независимой Украины, как кравчуки, кучмы, ющенки, януковичи, порошенки...
В должности кошевого атамана Калнышевский проявил себя как выдающийся государственный, политический, дипломатический и военный деятель.
Велика его роль в создании экономической базы казачьей республики.
Калнышевский содействовал развитию на Запорожье земледелия и скотоводства.
Благодаря именно его руководству и ведению хозяйства Юг современной Украины превратился в автономный политический и экономический организм.
Надо сказать, что в те годы на степное пограничье хлынул поток крестьянской колонизации.
И запорожцы изначально враждебно относились к земледельческим поселянам.
Сечевики пренебрежительно называли их «гречкосеями».
И полагали, что «крестьянский плуг притянет за собою и пана».
Ну а приход помещика на Запорожье угрожал самим основам существования Сечи, всегда бывшей очагом борьбы против помещичьей кабалы.
Вот почему самовольно поселившихся крестьян казаки поначалу хлестали батогами и сгоняли с запорожских угодий, опустошали их поля и жгли хаты.
Но, несмотря ни на что, поток переселенцев не убывал.
Это было настоящее нашествие «гречкосеев», угрожавшее до основания изменить уклад жизни Запорожья.
Кошевой атаман Петр Иванович Калнышевский был первым, кто изменил отношение к этому явлению.
Он решил, что с колонизацией не стоит бороться. И даже, наоборот, её нужно организовать.
И, вместо противодействия, стал активно создавать на Запорожье новую социальную группу – посполитых. То есть людей гражданских, занимающихся ремеслом, земледелием и торговлей.
Сразу же после получения булавы, кошевой атаман отменил все ограничения, препятствовавшие крестьянской колонизации и развитию торговли.
Для увеличения численности населения Запорожья Пётр Иванович содействовал крестьянам, бегущим от панской неволи, в колонизации свободных земель. Он неоднократно освобождал земляков из татарского плена и предоставлял им земельные наделы.
Благодаря его заботам и стараниям в дикой степи - на некогда пустынных запорожских угодьях - как грибы после дождя вырастали всё новые и новые хутора, зимовники, сёла.
И разрастались прежние поселения, такие как Романково, Тритузное, Лоцманская Каменка, Половица, Таромское, Перещепино, Диевка, а также Новый Кодак, Старая Самарь (на территории Днепропетровска), Никитино.
На пограничье Запорожья с Гетманщиной и Слобожанщиной началась открытая борьба за поселенцев.
Конечно же, было за что воевать.
Ведь поселенцы – это налоги, доход в казну.
Русские помещики, отхватывавшие себе участок за участком на Украине, начали наступление на запорожские земли. Они переманивали крестьян льготами, селили их на пустующем месте и со временем облагали повинностями и налогами.
И получалось так, что земля эта уже не принадлежала Войску Запорожскому.
Крестьянский плуг действительно «тянул за собою пана»...
Калнышевский решил стремительно заселить приграничные земли, и, тем самым, закрепить их в юрисдикции Сечи.
Возглавив Новую Сечь, Калнышевский, чуть ли не силой, заставил рыцарей-запорожцев осваивать Дикое Поле.
Дал денег, коней, скот, привёз красивых невест.
Завёз рожь, чтобы на месте, которое он указал, через пару лет были построены хутора, выращивался хлеб, разводились пчёлы.
В общем, приучал воинов к самостоятельному ведению хозяйства, к «гречкосейству».
Запорожцы поначалу сопротивлялись. Говорили, что они не «гречкосеи», а рыцари.
Но выхода у них не было…
Борьба же за землю всё более обострялась.
Запорожцы сжигали поместья, «прихваченные» русскими офицерами, насильно перегоняли поселян в другие места и основывали слободы.
Одному из офицеров пришлось наблюдать, как ватага из 12 запорожцев перевозила целые хаты из разгромленных помещичьих сёл.
Подобным образом, примерно в 1772 году, возникла Петриковка.
Сотник Полтавского полка Семёнов на запорожском порубежье основал село Куриловку.
Но запорожцы насильно увели её жителей и заселили ими слободу Петровскую (Петриковка), видимо, названную в честь кошевого атамана.
У Калнышевского здесь был зимовник с конным заводом.
Кстати, там – в Петриковке - впоследствии получил развитие художественный промысел – знаменитая на весь мир «Петрикивская роспись».
Впрочем, и русские офицеры не оставались в накладе.
Особенно отличился ротмистр Пугачевский, грабивший и избивавший запорожских поселян, оскорбляя дикими выходками казацкую старшину.
Калнышевский был осторожен с русским правительством и отрицал свою причастность к подобным происшествиям.
Хотя фигурировавшие в них запорожские полковники Гараджа, Роменский, Кулик и другие действовали, безусловно, по его указке.
Правительство тщетно требовало от Калнышевского ареста этих лиц.
Поразительно, что его гибкость и изворотливость не давали конфликтам выходить за допустимые рамки.
Кошевой атаман знал одну пикантную особенность российской бюрократии: на нее волшебным образом действовали взятки и оказание личных услуг. И умело этим пользовался.
В Петербург из Сечи отправлялось огромное количество подношений: рыба ценных пород, икра, закупавшиеся в Крыму вина и экзотические товары.
Петербургские вельможи старались ладить с кошевым атаманом, отменным знатоком крымской торговли и выгодным посредником в коммерческих предприятиях.
Никто ведь лучше него не знал, как выкупить из татарского плена невольника, найти нужный товар по сходной цене или потребовать старый долг с заграничного купца.
Полтора десятка лет, втайне от всех, втайне от царицы, а порой и от своих собратьев, создавал Пётр Калнышевский «хуторскую» экономику на своей «новой земле».
И сотворил за 15 лет область, практически независимую от Российской империи.
Ибо уже в 1775 году вывозил из Хаджибея (Одесса) хлеб в Европу…
Сечь времён Калнышевского преобразилась и стала напоминать настоящий город.
Чего только не было на сечевом базаре!
Одних цитрусовых, испорченных и выброшенных в гавань, было столько, что характерный запах распространялся на всю округу.
Запорожцы стали людьми зажиточными.
Гордые этим, они говорили:
«Как был атаман Лантух, то нечего было положить и в лантух (мешок), а как стал атаман Калныш, появилась паляница, хлеб и кныш».
Большое внимание кошевой атаман уделял развитию просвещения.
Заботился, чтобы те демократические и гуманные принципы, которые сложились в системе образования на Запорожье, не нарушились.
Он оберегал национальный характер школы, дух глубокой любви к родному народу, его культуре, вере, обычаям.
Пётр Калнышевский прослыл и как меценат-благодетель.
Он строил множество православных храмов в пределах Вольностей Войска Запорожского.
Собственными средствами он построил церкви в Лохвице, Ромнах, Петриковке, казацком Межгорском монастыре под Киевом.
Делал монастырям богатые дары.
Храму своего родного села атаман подарил ценное «Евангелие» стоимостью 600 рублей золотом.
Посылал щедрые подарки церкви Гроба Господня в Иерусалиме (потиры, дискосы, лжицы, звездицы - все из серебра с позолотою).
Разумеется, Пётр Иванович, будучи представителем зажиточной казачьей верхушки, принимал активное участие в борьбе против движения повстанцев.
В частности – знаменитого восстания гайдамаков - «Колиивщины» (1768 год).
Это движение было жестоко подавлено совместными усилиями польской шляхты, российских войск и отрядов крымского хана.
Но что ведь интересно. Помогая, с одной стороны, царским войскам в подавлении восстания, с другой стороны, Калнышевский тайно послал гайдамакам на помощь конный отряд Семёна Гаркуши.
Логика действий кошевого в принципе понятна: чем больше занята Россия своими проблемами, тем вольготнее жилось Сечи…
Следует отметить, что богатство Калнышевского раздражало простых сечевиков.
Ещё большее недовольство вызывало:
- преследование им гайдамаков,
- имитация выборов старшины и
- обустройство земледельческих поселений с, практически, «панскими» порядками.
Кроме того, старшина обнаглела в край: воровство казённых денег высылаемых на содержание войска становилось систематическим.
Всё это, естественно, приводило к восстаниям сечевой бедноты.
С 1766 года запорожское общество переживало социальный кризис. Нарастала борьба «голоты» против «дуки» (богатеев).
Дело дошло до того, что кошевой атаман Сечи Пётр Калнышевский дважды спасался бегством из Сечи от восставшей запорожской бедноты.
В декабре 1768 года на Сечи вспыхнуло мощное восстание.
Казаки-сирома ночью окружили дом кошевого, намереваясь его убить.
Калнышевский бежал через чердак своего дома, переодевшись в монашескую рясу. Он пробрался тёмными закоулками предместья в днепровские плавни и спрятался там до рассвета.
А на следующий день кошевой со своими сторонниками из зажиточных казаков, при содействии российских солдат из Новосеченского ретраншемента, жестоко подавил восстание, расстреляв толпу картечью из армейских пушек.
Оба раза (и в 1766-м, и в 1768-м) восстания сечевиков, по просьбе Петра Ивановича, подавляли регулярные русские войска под командованием П. Румянцева и П. Панина.
Многих запорожских бунтовщиков тогда запроторили в Сибирь и подвергли пыткам.
В отместку кошевой атаман в 1766 году лично запорол насмерть одного из зачинщиков восстания.
А в 1770 году выслал руководителей бунта на каторгу в Сибирь.
Вражда между противоборствующими группировками – зажиточным казачеством, поддерживавшим реформы Калнышевского, и сиромой, которая стремилась сохранить «здобычницкий» уклад жизни, не утихала.
То в одном, то в другом месте вспыхивали восстания.
Плелись заговоры против Калнышевского.
И писались на него доносы.
Чтобы скомпрометировать кошевого атамана, слагались песни о том, будто он уже принял мусульманство и «побусурманился».
А тем временем старшина жирела, боеспособность казаков падала.
А тут ещё кошевой атаман вступил в тайные переговоры с турецким султаном.
Об этом не замедлил сообщить в Петербург полковой старшина Войска Запорожского низового Павел Савицкий.
В январе 1767 года он писал в Петербург, что кошевой атаман вместе с войсковым писарем Павлом Головатым и военным есаулом готовятся в ближайшие месяцы предать Россию и принять турецкое предложение.
Павло Савицкий доносил на кошевого, будто он говорил своему писарю:
«Вижу, нечего надеяться на русских, а нужно написать турецкому императору и, отобрав в Войске 20 добрых казаков, отправить с прошением принять Войско Запорожское в турецкую протекцию, а в Войско напишем, чтобы все готовились к походу; напишем, что когда российская регулярная армия или гусарская какая-нибудь команда до запорожских владений войдёт, то чтоб ни одного человека не впустили в границы, а если бы стали силою входить, то поступали с ними как неприятелями».
И с турками, и с татарами чтоб жили «смирно и дружно».
Далее Павел Савицкий писал, что войсковой есаул после этого разговора отсутствовал в Сечи более двух недель (вероятно, объезжая Запорожье для обсуждения ситуации с паланковой старшиной)…
Но царское правительство сочло это письмо клеветой, не сомневаясь в преданности кошевого атамана.
Екатерина II писала Калнышевскому, что:
«У нас никогда не было ни малейшего сомнения в вашей со всем войском к нам верности».
Со временем выяснится, что подозрения о дипломатических связях Запорожской Сечи с Крымом (вассалом Турции) были обоснованными.
Получается, что Калнышевский тайно, за спиной императрицы, вёл переговоры с татарами и турками.
А это значит, что не был он таким уж белым и пушистым.
И совсем не без вины его позже сослали в Соловки...
Кошевой атаман вошёл в историю и как выдающийся военный деятель.
В 78-летнем возрасте возглавил он Запорожское войско в русско-турецкой войне (1768 – 1774 годов).
Пётр Иванович непосредственно руководил многотысячным соединением конницы - воевал с крымскими татарами и турками.
Сначала Калнышевский с запорожцами действовал в армии графа Румянцева.
И отражал турецкие набеги на запорожские земли по реке Бугу.
Зимой 1769 года мощные набеги крымских татар и ногайцев опустошили западные и северо-восточные пределы Запорожья. Особенно пострадали тогда густонаселённые Самарская и Орельская паланки. Ущерб был нанесён огромный.
К весне Пётр Иванович смог контролировать ситуацию и произвести ответный удар опустошением ногайских аулов на реке Молочной и возле Перекопа.
В следующем году – в 1770-м - запорожцы под командой Калнышевского состояли в армии князя Прозоровского.
Они:
- Сокрушали коммуникации противника.
- Опустошали его тылы от Аккермена и Хаджибея (нынешние Белгород-Днестровский и Одесса) до Таганрога.
- Содействовали разгрому турок русскими войсками при Ларге и Кагуле.
- Важным вкладом запорожцев в победу над Турцией было отторжение из-под власти Крымского ханства ногайских орд, составлявших главную массу лёгкой кавалерии противника.
Летом 1770 года Калнышевский возглавлял пятитысячный отряд запорожцев в составе авангарда русских войск под командованием генерала Прозоровского.
К слову, в рядах авангарда кроме запорожских действовали и донские казаки, традиционно превосходившие своих сечевых коллег в организованности, дисциплине и боевой выучке.
Пока авангард Прозоровского перемещался в соответствии с планами командования, запорожцы в свойственной им манере проводили так называемые поиски.
В ходе их решалась главная для казаков задача - получение добычи.
Ведь нравы в ХVIII веке были далеко не ванильные. И грань между завоеванием военных трофеев и мародёрством выглядела зыбкой. Особо запорожцев винить не за что. Ведь они как привыкли, так и действовали. Да и Сечь, как мы знаем, исконно жила не за счёт разведения цветов и вышивания крестиком…
Из исторической справки, представленной в суд Черноморским гайдамацким объединением, и, по мнению самих гайдамаков, призванной доказать величие полководческих заслуг Калнышевского:
«Запорожцi спустошили низку сiл, а також спалили мiстечко Аджидер (сучасне м. Овiдiополь), де взяли чималу здобич, хоч там ворогiв нiкого не застали...»
Мне думается, что представлять разбой, грабёж и конокрадство в виде великих подвигов и выдающихся побед, очевидно, не стоит...
Итак, противника не обнаружили, сопротивления никто не оказывал, но сёла разграбили и городок сожгли.
После этого двинул Пётр Иванович своих чудо-головорезов к Хаджибею.
2 июля 1770 года запорожцы ворвались в турецкую слободу, расположенную возле крепости Хаджибей.
Она и представляла собой жилые дома, ремесленные мастерские, конюшни и торговые лавки.
Саму крепость при этом штурмовать никто не собирался. Потому как дело это было хлопотное, опасное. И, главное, с точки зрения добычи малоперспективное.
Другое дело - слобода…
Небольшой турецкий отряд из состава гарнизона крепости сделал вылазку и пошёл на выручку своим семьям.
Однако доблестные запорожцы «увiйовши у тi будинки приступом, усiх туркiв порубали, а форштадт спалили».
Крепость Хаджибей, в отличие от слободы, осталась нетронутой...
Пётр Иванович же вместе с Прозоровским удовлетворились перечислением в победных реляциях данных об освобождении из турецкого плена жителей Валахии (нынешней Молдовы), евреев и цыган. А также количества захваченных единиц крупного рогатого скота, лошадей и овец.
Ну, кому война, а кому мать родная…
Подобные вылазки казаков, по правде говоря, поощрялись командованием русской армии. Поощрялись как действия, наносящие урон тыловой базе противника и одновременно обеспечивающие провиант своим частям.
В 1771-1772 годах военная деятельность Калнышевского ограничилась охранением реки Буга.
За боевую доблесть и личную храбрость Екатерина II наградила кошевого атамана 5 января 1771 года большой именной Золотой медалью с личным портретом, вправленным в бриллиант, на Андреевской ленте и надписью:
«Войска Запорожского кошевому Калнышевскому за отменную храбрость против врага, поступки и особенное к службе старание».
Кроме того, через 2 года (в 1773 году) Петру Ивановичу было присвоено воинское звание русской армии - генерал-лейтенант.
Надо сказать, что во время войны с Турцией запорожское казачество, в значительной степени благодаря личности П. Калнышевского, стало «модным явлением» в придворных кругах Петербурга.
Многие российские вельможи и офицеры считали за честь записаться в один из 38 казацких куреней. И стремились записаться в реестр войска Запорожского, прославленного победами в сражениях.
Первым записались граф Панин и князь Прозоровский.
Впоследствии - астроном Эйлер.
В 1772 году уже сам фаворит императрицы генерал-поручик Потёмкин попросил П. Калнышевского записать его в казаки.
Что и было сделано.
Называя кошевого атамана «неразлучным другом», Г. Потёмкин писал:
«...Уверяю вас чистосердечно, что ни одного случая не пропущу, где усмотрю принести любую желаниям вашу выгоду, на справедливости и крепости основанную».
Согласно древнему казацкому обычаю его назвали новым прозвищем - Грицько Нечёса (за большой лохматый белый парик).
Новороссийский генерал-губернатор Г. Потёмкин выражал своё уважение и любовь войску Запорожскому, подчёркивал свою тогдашнюю готовность услужить «милостивому своему отцу», как он называл Калнышевского.
Ну а потом была ликвидация Новой Сечи...
Случилось это в 1775 году.
(Подробнее об этом написано в моей статье «Ликвидация казацкой республики – Запорожской Сечи»).
Как известно, после разрушения российским войсками Запорожской Сечи 85-летний кошевой атаман Петр Калнышевский, войсковой писарь Иван Глоба и военный судья Павло Головатый были арестованы.
Их судьба находилась в руках Екатерины II.
В августе 1775 года царица издала указ, в котором говорилось, что:
«Сечь Запорожская окончательно уже разрушена, с уничтожением на грядущие времена и самого названия запорожских казаков, не менее чем за оскорбление нашего Императорского Величества за поступки и дерзости, которые совершаемы были от этих казаков непокорностью нашим высочайшим Повелениям».
В манифесте Екатерины II о ликвидации Запорожской Сечи ничего не было сказано о вине Калнышевского.
В последующих документах значилась формулировка «за вероломное буйство и разграбление подданных».
В чём заключалось это «буйство», оставим на совести её автора - Г. А. Потёмкина.
Что же касается «разграбления подданных», то здесь ясно просматривается контекст борьбы запорожцев с русскими помещиками за землю. А также то, что царское правительство считало главной виной последнего запорожского кошевого колонизацию Юга Украины.
После ареста Пётр Калнышевский, вдруг, куда-то исчез.
И никто (даже ближайшие родственники) не знал, где же он находится.
Даже через много лет после смерти Калнышевского никто на Украине не знал и не ведал, где он провёл остаток своих дней, и где находится его могила.
Казачьи песни намекали, что кошевой перебрался на Дон.
В одной из них говорилось, что Калнышевский якобы бежал в Турцию и там женился.
Лишь значительно позже, уже почти через век, исследователи установили, что:
- кошевого П. Калнышевского сослали в Соловецкий монастырь,
- военного писаря Глобу - в Туруханский монастырь, а
- военного судью Головатого - в Тобольский монастырь.
Заслуживает внимания версия Д. Кулиняка о том, что Екатерина II ревниво поддерживала свою репутацию «гуманистки и благодетельницы» и поэтому вряд ли стала бы преследовать 85-летнего Калнышевского.
Тем паче тот уже не представлял для неё реальной угрозы.
Не следует также забывать, что Пётр Иванович был уравнён в правах с российским дворянством.
Поэтому Д. Кулиняк считает, что П. Калнышевскому позволили вернуться на свой хутор на родной Роменщине, чтобы тихо доживать век.
Но почему же тогда почти через год после разрушения Сечи его арестовали?
По мнению Кулиняка, Калнышевский тайно налаживал контакты с той частью казачества, которая пыталась учредить новую Сечь за пределами Российской империи (на территории Османской империи).
За что и поплатился…
Именно эти планы кошевого атамана и стали причиной гнева Екатерины II.
По версии Г. Фруменкова, П. Калнышевский вместе с военным писарем и судьей был выслан в Москву в распоряжение военной коллегии.
Военная коллегия признала его виновным в неповиновении правительству.
Правительство решило без огласки расправиться с ним.
Г. Потёмкин, в прошлом большой «поклонник» П. Калнышевского, с присущей ему изысканностью сформулировал обвинительное заключение против бывшего кошевого атамана.
Он просил не применять к нему и его соратникам смертную казнь, а отправить их на пожизненное содержание в монастыри:
- кошевого - в Соловецкий,
- а двух других - в Сибирь.
Они не имели права покидать территорию монастырей. Им запрещалась переписка и вообще какое-либо общение с посторонними людьми.
По приговору Военной коллегии Петр Калнышевский было осуждён на пожизненное заключение в Соловецком монастыре. Там ещё с XVI века существовала тюрьма для особенно опасных преступников.
На этом документе имеется собственноручная подпись царицы:
«Быть по сему».
В нём было отмечено, что:
«Заводя собственное хлебопашество, расторгал он тем самое основание зависимости от престола нашего и помышлял среди отечества Российского область сотворить совершено независимую под собственным своим неистовым управлением».
Согласно указу последний кошевой Пётр Калнышевский должен был отправиться на вечную ссылку в Соловецкий монастырь «за вероломное буйство и разорение российских подданных».
Предание же гласит, что:
«Клята баба Катерина II предложила кошевому атаману:
«Получай волю и имение. Только отрекись от казацтва».
На что Калнышевский гордо ответил:
«Нет! Или воля казацкая, или тюрьма!» и не изменил присяге, данной сечевому товариществу, которое выбирало его «казацким батьком».
И «по высочайшему повелению» императрицы Екатерины II последнего кошевого атамана Запорожской Сечи заковали в кандалы и сослали на Соловки...
В контексте исследования судьбы Петра Ивановича следует подчеркнуть особую роль П. Ефименко, известного российского историка.
Он разыскал в Архангельске дело о высылке в Соловецкий монастырь кошевого П. Калнышевского.
В ноябре 1875 года журнал «Русская старина» опубликовал его статью «Калнышевский, последний кошевой Запорожской Сечи».
Благодаря этому мы знаем подробности «путешествия» последнего кошевого атамана на Соловки…
Вот как было дело.
25 июня 1776 года секунд-майор 1-го Московского пехотного полка Александр Пузыревский выехал во главе конвоя, сопровождавшего Калнышевского из Москвы в Архангельск.
Конвоирование осуществлялось в режиме секретности.
В данной Пузыревскому подорожной Калнышевский упоминался как «некоторый арестант».
Для поездки использовалось 9 подвод, которые должны были сменяться на почтовых станциях «без всякаго задержания».
Пузыревский имел указание «чтоб он содержал… [арестанта] в крепком присмотре и во время пути от всякаго с посторонними людми сообщения удалял».
Тысячекилометровое расстояние от Москвы до Архангельска было преодолено (если учесть состояние коммуникаций) в очень спешном порядке – всего за 16 дней.
2 июля миновали Вологду.
7 июля – Важеск.
11 июля Пузыревский вместе с подконвойным прибыл в Архангельск.
Архангельский губернатор Егор Головцын должен был проявить недюжинную энергию для того, чтобы обеспечить наискорейшую отправку «некоторого арестанта».
Для отправки заключённого на Соловецкие острова по распоряжению губернатора было нанято судно архангелогородского купца Воронихина. И тому на следующий день было выдано «дватцать рублей из неположенных в стат доходов».
Днём раньше из архангелогородской губернской роты в распоряжение Пузыревского были командированы сержант Иван Шапошников и трое рядовых: Лукьян Зуев, Антон Луковицын и Матвей Субакин.
Они должны были охранять последнего кошевого (судя по выданным им деньгам на провиант и медикаменты) в течение года.
Судно купца Воронихина, согласно предписанию губернатора, на всём пути следования до Соловков должно было обеспечиваться местными крестьянами «потребным… числом хороших проводников без малейшаго задержания под опасением строгого за остановку взыскания».
Опасное путешествие затянулось до 29 июля.
На выходе из устья реки Двины судно попало в шторм.
Затем дважды садилось на мель, отчего было сильно повреждено.
И 18 июля остановилось на урочище Кумбыш.
После произведённого в скорости ремонта и замены заболевшего кормщика,
корабль, наконец, вышел в Белое море.
Дальнейшее его плаванье было каботажным. То есть, осуществлялось вдоль берега.
На ночлег останавливались в находящихся на побережье монастырях и деревнях. Последняя остановка была сделана в деревне Дураковой.
Дальнейший путь пролегал по прямой линии на Соловки, минуя остров Сокжинский, окружённый каменными островками – Бакланами, к югу от которого находится Онежская губа.
Дальше следовал Анзерский остров, входящий в состав Соловецкого архипелага. Там сделали остановку на ночлег в Анзерском скиту.
И отправились через остров Муксалма к Большому Соловецкому острову, обогнув его с южной стороны.
Корабль, вёзший Калнышевского, достиг Соловков к 29 июля.
Именно этим днем датируется передача А. Пузыревским в монастырскую казну денег, предназначенных для содержания Калнышевского и первая исповедь кошевого атамана в стенах этого монастыря.
30 июля архимандрит Соловецкого монастыря Досифей отрапортовал архангельскому губернатору о принятии «государевого преступника».
Вот с этого дня - 30 июля 1776 года – и начинается Соловецкий период в жизни Петра Калнышевского.
Последний кошевой атаман запорожцев 25 лет провёл в заключении, лишённый права переписки и общения.
Образ национального героя-мученика, невинно страдающего от своеволия царских властей в застенках Соловецкого монастыря, породил ряд животрепещущих картин о тяготах заключения Калнышевского.
Его будто бы разместили в одном из самых мрачных казематов крепостной тюрьмы.
Режим якобы отличался исключительной суровостью.
Мол, фактически старец был заживо замурован…
Д. И. Яворницкий, посетивший в мае 1887 года Соловецкий монастырь с целью сбора материала о нахождении Петра Калнышевского в заключении, записал ряд местных рассказов о том, что последний кошевой будто бы содержался в земляной яме.
Эти рассказы пространно изложил Иван Шаповал в своей книге «В поисках сокровищ» («В пошуках скарбiв»). Она неоднократно издавалась в 1960–1980-е годы.
Вот как Иван Шаповал описывал пребывания на Соловках казацкого атамана:
«Когда кошевого перевели из Прядильной камеры в иное помещение, то от него осталось в камере более как на два аршина нечистот; что, просидевши в тюрьме столь долгое время, он одичал, стал хмурым и потерял зрение; что у него выросла длинная борода и вся одежда на нём распалась на лохмотья и спадала с плеч»…
«Когда Александр I посетил Соловки и увидел яму, в которой сидел кошевой Петр Калнышевский, он «пришёл в ужас».
Чтобы хоть чем-то задобрить невинного мученика, император спросил Кальнышевского, какое бы он хотел вознаграждение за перенесённые муки и страдания?
Калнышевский пренебрежительно смерил взглядом царя: «Ничего мне, государь, не надо, кроме одного: повелите возвести острог для таких же мучеников, как и я, чтобы они не страдали в земляных ямах».
Царь приказал ямы ликвидировать…»
Если верить Шаповалу, в Соловецком монастыре (что находился на острове в Белом море) Калнышевского содержали в каменном мешке под башней.
Это был один из самых страшных казематов.
В исторических документах сохранилась опись этой темницы.
Она имела форму лежачего урезанного конуса из кирпича.
Длина – 2,8 метра, ширина – 2,1 метра, высота при входе - 2,1 метра, а в узком конце - 1 метр.
При входе справа – ложе для заключённого.
Стены серые, с плесенью.
Воздух затхлый, спёртый.
В узком конце находится маленькое окошко (24 сантиметра). Лучи света через три рамы и двое решёток сумрачно освещают этот страшный каземат.
Содержали Калнышевского в этой темнице как зверя какого-то.
Его приковали железом за обе ноги и левую руку. Свободной оставили только правую руку.
В этой страшной темнице заключённый деревенел от холода, не знал ни света, ни тепла.
Тело его, особенно закованные ноги, покрывались язвами и болячками. Ноги и руки сводило от страшного ревматизма.
Одежда превращалась в лохмотья.
Из еды подавали только хлеб и воду.
Собственные испражнения отравляли вонью всю яму.
И, вдобавок ко всему этому, на несчастного заключённого нападали голодные крысы.
И вот в таких страшных условиях Калнышевский провел целых 25 лет(!).
Только подумать: 25 лет старец выдерживал немыслимые испытания ради идеи!
Да его можно сравнить едва ли не с Прометеем!
Вот так преподносят некоторые украинские исследователи историю пребывания Калнышевского в Соловецком монастыре…
На самом же деле, подобного рода рассказы совершенно не соответствуют действительности.
По исследованиям ряда историков предстаёт совершенно иная картина пребывания Петра Кальнышевского на Соловках, нежели это изображает отечественная историография…
Ещё известный украинский историк-исследователь Дмитрий Яворницкий, нашедший в монастырском архиве документы о кошевом атамане, утверждал:
«Калнышевский сидел не в Остроге и не в яме башни Корожней, где содержались самые тяжкие преступники, а в монастырской келье, того самого дома, где жила и вся братия Монастырская, начиная с архимандрита и кончая простыми трудниками».
Яворницкий отдельно отмечал, что последнего кошевого не могли держать в земляных ямах, хотя бы потому, что они – эти ямы - были замурованы ещё в 1742 году.
Собственно, это подтверждается и данными позднего исследователя Г. Г. Фруменкова.
А также материалами последних исследований проведённых в 2002 году современным историком В. В. Грибовским в архивах Москвы, Архангельска и Соловецкого монастыря.
Да. Земляные ямы, действительно, были на Соловках одним из способов наказания преступников, которые совершили тяжёлые преступления против религии и морали. По сути это была своего рода епитимья, к которой прибегали и сами пустынники по собственной воле.
Ужасные рассказы об этих ямах зафиксировал посетивший Соловки в 1872 году В. Немирович-Данченко. Хотя монахи его и уверяли, что «подземные тюрьмы» на Соловках являются пустыми выдумками газетчиков.
Известно, что ещё в 1742 году царское правительство приказал Соловецкому настоятелю засыпать все ямы для колодников. А их самих перевести в наземные помещения.
Настоятель в отчете правительству отрицал наличия колодницких ям.
А специальная правительственная инспекция монастыря не выявило случаев содержания заключённых, не предусмотренных инструкциями.
Тем не менее, это не прекратило существование слухов о таких ямах.
По Г. Фруменкову:
«Земляная тюрьма представляла собой вырытую в земле яму, глубиною два метра, обложенную по краям кирпичом и покрытую сверху досчатым настилом, на который насыпалась земля. В крыше прорубывалось отверствие, закрываемое дверью, запиравшейся на замок после того, как туда опускался узник или пища ему. Для спанья пол устилался соломой. Для естественной нужды раз в сутки опускались через потолочное окошко и поднимались для очищения специальные суда».
Но Калнышевский не мог находиться в колодницкой яме по причине того, что:
- Во-первых.
Подобное место заключения использовалось преимущественно для содержания лиц, обвинённых в тяжких преступлениях против церкви (как вид епитимьи).
А кошевой атаман относился к «государственным преступникам», а не к тем, кто совершил преступление против религии и морали.
Более того, кошевого удерживали там как знатного узника.
А это предполагало особые привилегии…
Яворницкому удалось выяснить, что, находясь в заключении, Пётр Иванович имел вполне приличное содержание:
«Я увидел, что Калнышевский содержался много иначе, чем другие арестанты и колодники, сидевшие в Соловецком заключении, получая по 1 рублю в день или 365 -366 рублей в год».
Следует отметить, что на содержание П. Калнышевского была выделена крупная для того времени сумма: 1 рубль золотом в сутки. По тем временам это была гигантская сумма.
Для сравнения - на монахов монастыря расходовались 2,5-3 копейки в сутки.
Годовое же содержание монаха в том же монастыре обходилось в 9 рублей, простого заключённого от 10 до 30 рублей.
Причем, это была громадная сумма не только для монастыря: Калнышевский, мотая срок, получал в 5 с гаком раз больше жалования кошевого атамана Запорожской Сечи...
Во вторых.
Ещё 20 января 1742 года указ императрицы Елизаветы Петровны обязал Соловецкого настоятеля засыпать все ямы для колодников, а их перевести в наземные помещения.
Впоследствии слухи о существовании таких ям снова дошли до Петербурга.
Из-за этого в 1758 году на Соловки выехал даже специальный инспектор.
Он, впрочем, ничего подобного не обнаружил.
И дело о существовании колодницких ям было окончательно закрыто.
Авторитетный исследователь соловецкой истории Г. Г. Фруменков резонно полагал, что колодницкие ямы были засыпаны накануне приезда инспекции в 1758 году.
Хотя, впрочем, он, не приводя должных аргументов, предположил, что сразу после отъезда проверяющих «монахи опять распечатали их и стали помещать туда «упорствующих в своей ереси» раскольников, а позднее и революционеров». То есть использовались «до самого конца XVIII века… и в первой половине ХIХ века».
Скорее всего, ямы были, действительно, засыпаны к 1758 году.
Поскольку вряд ли, имея строгое правительственное запрещение, Соловецкие монахи имели столь нужную необходимость втайне использовать их.
Ведь тогда они рисковали быть в этом уличёнными:
- как офицерами и солдатами Соловецкого гарнизона, часто сменяемыми,
- так и кем-то из паломников или работников, в огромном количестве ежегодно приезжающих на Соловки…
В любом случае, Пётр Калнышевский находился в наземном помещении.
Это видно из письма наместника монастыря Симона от 12 октября 1779 года, адресованного архимандриту, в котором сообщалось:
«По многократной меня прозбе Петра Ивановича Колнышевского, для надобности ему к поправлению и перекрытия кельи, в которой он живёт, что от дождя великая теча происходит, отчего и платье у него гниёт, и просит ваше высокопреподобие приказать особливо, сверх монастырских нанятых в плотничную работу работных на ево сщёт нанять четырёх человек и весной с протчими монастырскими работниками прислать».
Конечно, «гниющее платье» – свидетельство крайне трудных условий заточения.
Но при этом, как видно из документа, Калнышевский мог на собственные средства нанимать плотников для починки крыши...
Документы Соловецкого архива, сохранившиеся к моменту приезда Д. Яворницкого, указывали, что Калнышевский сначала находился в одной из келий (каземата) Головленковской тюрьмы.
Расположена она была возле Архангельской башни Соловецкого кремля.
По состоянию на 13 ноября 1788 года Калнышевский находился в келье № 15.
Д. Яворницкий сделал убедительный вывод о 12-летнем пребывании кошевого атамана в Головленковской тюрьме.
Мнение по этому поводу Г. Фруменкова сформулировано без ссылки на конкретные документы.
Он полагал, что:
«В каменном мешке Головленковской тюрьмы… Калнышевский провёл 16 лет, после чего ему отвели более «комфортабельную» одиночную камеру рядом с поварней, где он просидел ещё 9 лет».
Затем (ноябрь 1789 года) запорожский узник был переведён от Архангельской к Прядиленной башне Соловецкого кремля в келью № 14.
М. Колчин, опираясь на монастырскую устную традицию, полагал, что Калнышевский находился в здании под названием Сушило, расположенном возле монастырской мельницы при Белой башне:
«При самом входе под башню находится жилище мельников, от дверей которого идёт узкий темный проход сажени две длины; чтобы не заплутаться и не запнуться за что-то, необходимо идти с огнём. Спускаемся ступени на три ниже уровня земли, идем по узкому тёмному проходу, сворачиваем немного вправо и входим низкою дверью в большую, квадратную, сажени в три, комнату. В ней темно, так как нет ни одного окна, а взамен этого на каждой стене находились двери с махонькими вырезками среди них. Комната целиком состоит из кирпича: пол, потолок, стены, лавки, полки, – словом, всё кирпичное. Сыро, стены мокрые, заплесневелые; воздух спёртый, удушливый, такой, какой бывает в сырых погребах. Испугавшиеся света крысы, водящиеся здесь во множестве, с ужасом бросаются вам под ноги. В этой комнате в прежнее время помещалась стража, караулившая узников, заключённых в казематы, расположенные по всем сторонам этой комнаты. Прямо перед нами маленькая, аршина в два вышины, дверь с крошечным окошечком в средине её; дверь эта ведёт в жилище узника… Оно имеет форму лежачего усеченного конуса из кирпича, в длину аршина 4, шириною сажень, высота при входе три аршина, в узком конце полтора. При входе направо мы видим скамью, служившую ложем для узника, над нею почернелая до неузнаваемости икона, а за нею сохранилась пасхальная верба. На другой стороне остатки разломанной печи… В узком конце комнаты находится маленькое окошечко вершков шесть в квадрате; луч света, точно украдкой, через три рамы и две решётки тускло освещает этот страшный каземат. При таком свете читать можно было в самые светлые дни и то с великим напряжением зрения. Если заключённый пытался через это окно посмотреть на свет Божий, то его взорам представлялось одно кладбище, находящееся прямо перед окном… Рассказывают, что в рассматриваемом нами каземате последний кошевой бывшей Сечи Запорожской, Калнышевский просидел 16 лет».
Конечно, М. Колчин описал состояние этого помещения в начале ХХ века, когда монастырь уже не использовался как место заключения, а многие из его прежних служебных и хозяйственных помещений утратили былое значение.
Во времена же Калнышевского в Сушило было тепло и сухо.
В целом же, как отмечают современные исследователи, условия нахождения в Соловецкой тюрьме были терпимые.
Как и монашествующая братия, заключённые находились в приспособленных кельях, в которых существовала отопительная система, идущая от хлебопекарных и других печей.
Питание Соловецких заключённых разнилось.
Существовала и разница в перечне блюд, подаваемых в верхней, нижней и «рабочей» трапезе монастыря.
Традиционные Соловецкие блюда состояли из холодной или варенной трески с квасом, хреном, луком и перцем, щи с капустой, палтусом, овсяной и ячменной крупой и подболткой.
Были также и суп из сухой трески с картофелем, подболткой и молотыми костями палтуса «для вкуса», и каша. По воскресным и праздничным дням пшённая. Гречневая – по понедельникам, средам и пятницам. В другие дни – ячменная. В скоромные дни – со сливочным, в постные – с постным маслом.
В воскресенье употреблялась водка.
Все дни в году разделялись по характеру принятия пищи:
- в скоромные дни употреблялись молокопродукты, скоромная рыба;
- постные дни делились на постные рыбные и постные безрыбные.
Эта пища была вполне здоровой. Среди Соловецких обитателей не было заболеваний цингою…
Учитывая военные заслуги Петра Калнышевского, на содержание и питание почётного пленника правительство ежегодно выделяло достаточно большие средства.
Императрица надеялась, что последний атаман Войска Запорожского покается.
Надеялся на это и всесильный Григорий Потёмкин.
Он не забывал своего «друга» и периодически запрашивал Синод:
Жив ли ещё атаман?
Но Пётр Калнышевский пережил и «светлого князя», и «императрицу Всея Руси».
За 25 лет пребывания на Соловках он ни разу не обратился с просьбой ни к Екатерине, ни к её наследникам…
Охраняли П. Калнышевского («великого грешника») в течение многих лет, как правило, одни и те же часовые во главе с начальником соловецкого отряда. Его охраняли 4 солдата с офицером, хотя у других политзаключённых было по 2 конвоира.
Находясь в православном монастыре, Петр Калнышевский, регулярно исповедовался и причащался.
Вёл он себя смиренно и набожно, чем снискал уважение у монашества.
И до конца жизни сохранил ясный ум и память.
Лишь трижды в год - на Пасху, Рождество и Преображения - его выводили из кельи.
Вероятно для участия в православных праздниках и торжественном обеде в одной из палат Успенского трапезного собора.
Во время одного такого случая местные поморские рыбаки видели этого «казацкого атамана» на входе в Трапезную палату и оставили такие наблюдения:
«Росту среднего, старый видом, седастые волосы и волос обсекся; видно, что много сидел. Борода не долгая, белая… Говорил он не так чисто, как по-русски».
Был одет в китайчатый синий сюртук с оловянными пуговицами в два ряда и красный кармазин.
Поморы также были свидетелями того, как на этом ветхом старике остановил свой взгляд архимандрит, молвив:
«Древний ты, землею пахнешь».
В течении 25-летнего пребывания на Соловках кошевой не менее 3-х раз менял свое место нахождения.
И во всех случаях его кельи отличались хорошими условиями для жизни.
Последним местом обитания Калнышевского была Келарская палата Соловецкого Спасо-Преображенского собора.
Об уважении Калнышевского к Соловецкой святой обители свидетельствуют его богатые подарки монастырю:
В 1794 году он пожертвовал Спасо-Преображенскому собору Соловецкого монастыря серебряный запрестольный крест весом более 30-ти фунтов (13,6 килограмма).
В 1798 году на средства Калнышевского была изготовлена сребропозлащённая риза с венцами, весом 24 фунта 84 золотника
А в конце жизни, в 1801 году, в честь своего освобождения, поднёс в дар Соловецкому монастырю ценное Евангелие, оправленное в серебро с позолотой.
Одна оправа его весила больше двух пудов (32 килограмма).
А стоимость иконы - 2435 рублей.
Это были очень богатые подношения.
К тому же данные страждущим узником...
Богомольный узник дождался своего освобождения весною 1801 года.
По манифесту внука Екатерины - «самого либерального» императора Александра I (от 12 апреля) Петру Ивановичу было «даровано прощение» и право по собственному желанию выбрать место проживания.
Бывший кошевой, который за 25 лет пребывания в одиночестве ослеп, обрёл, наконец-то, свободу, получил «волю».
А было ему тогда 110 лет (и из них последние – четверть столетия – он пребывал в одиночной камере монастырских застенков!).
Это был настоящая богатырская натура, настоящий запорожский дуб!
Но Калнышевский не воспользовался «даром нового благодетеля».
В ответ на дарование ему свободы Александром I амнистированный атаман в письме архангельскому губернатору Мезенцеву благодарил царское правительство.
И не желая по старости и слепоте покидать Соловки, атаман в «просьбе» на царское имя просил оставить его на прежних условиях в монастыре:
«…Поелику ныне достиг уже я совершенно глубокой ста десятилетней старости и лишась совершенно зрения, не могу отважиться пуститься в путь столь дальний, а расположился остатке дней моих посвятить в служение Единому Богу в сем блаженном уединении, к коему чрез дватцатипятилетнее время моего здесь пребывания привык я совершенно, в обители сей ожидать с спокойным духом приближающагося конца моей жизни».
Не потеряв разума и чувства юмора, он обосновывает своё решение тем, что привык к монастырю и «здесь оною (свободой) наслаждаюсь в полной мере».
11 июля 1801 года прошение Калнышевского было удовлетворено Александром I, который предписал «оное жалованье продолжать производить по смерть его».
Согласно местному преданию, Петра Ивановича навестил на Соловках царь:
Александр сел, опустил руки, не зная, как начать разговор со старцем.
В итоге произнёс:
- Вы прощены и свободны!
На что Калнышевский ему ответил:
- Я был свободен всю свою жизнь и делал то, что желал мой народ. А прощенье мне может дать только Господь Бог.
Чтобы хоть чем-то задобрить невинного мученика, Император спросил его, какую бы он хотел награду за перенесённые муки и страдания?
Пётр Калнышевский пренебрежительно смерил взглядом царя:
«Ничего мне, Государь, не нужно, кроме одного: прикажи построить Острог для таких же мучеников, как и я, чтобы они не страдали в земляных ямах».
Итак, следуя старому запорожскому обычаю, Пётр Калнышевский остался коротать свой век послушником при православном монастыре.
Свободой наслаждался П. Калнышевский, правда, недолго.
31 октября 1803 года в мире с людьми и Богом почил последний запорожский кошевой атаман.
Таким образом, будучи формально местом заключения, Соловецкий монастырь стал для Петра Калнышевского не «мученическим венцом», а местом умиротворения и примирения с Богом.
Об особом почитании братии монастыря Петра Ивановича Кальнышевского свидетельствует тот факт, что его погребли на почётном месте - южном подворье Спасо-Преображенского собора при Успенской церкви. Похоронили рядом со знаменитым духовным и политическим деятелем России периода Смутного времени преподобным Авраамием Палицыным и Соловецким архимандритом Феодоритом.
Это было особой честью, оказанной последнему запорожскому кошевому Соловецкими иноками.
А в 1856 году по распоряжению архимандрита Александра Павл;вича на могиле Калнышевского была установлена плита с серого отполированного гранита.
На ней высечена эпитафия, содержащая краткое жизнеописание атамана:
«Здесь погребено тело в Бозе почившего кошевого бывшей некогда Запорожской грозной Сечи казаков атамана Петра Калнышевского, сосланного в сию обитель по Высочайшему повелению в 1776 году на смирение. Он в 1801 году, по Высочайшему же повелению, снова был освобождён, но уже сам не пожелал оставить обитель, в коей обрёл душевное спокойствие смиренного христианина, искренне познавшего свои вины.
Скончался 1803 года, октября 31 дня, в субботу, 112 лет от роду, смертью благочестивою, доброю».
Могила славного атамана, сильного духом и телом, не сохранилась.
В 1930-х годах в Соловецком монастыре вновь была создана тюрьма - уже для врагов Советской власти.
И на месте монастырского кладбища были разбиты огороды, которые возделывали политзаключённые.
От захоронения Калнышевского осталась только каменная могильная плита.
Про Петра Калнышевского не забывают на Соловках и до сих пор.
В августе 2002 года был открыт некрополь в Германовском дворике, где расположили плиту с могилы атамана.
Как свидетельствуют сотрудники заповедника: среди туристов история Петра Калнышевского пользуется большой популярностью…
Рецензии
Равиль, очень благодарна вам за за полный ответ на многие возникшие вопросы, когда я 26 октября слушала передачу по радио "Вести FM" : http://radiovesti.ru/episode/show/episode_id/42079
Там, кстати, на вашу фразу "МОГИЛА СЛАВНОГО АТАМАНА, СИЛЬНОГО ДУХОМ И ТЕЛОМ, НЕ СОХРАНИЛАСЬ" - эта передача дает опровержение. Но, возможно, это вам уже известно.
С искренним интересом к вам - коллега Екатерина Яковлевна.
Спасибо Вам, Екатерина! Я когда-то возил своих учеников в село Покровское (где находилась Новая сечь). Там ест гранитная стелла в честь Калнышевского. И замечательный народный музей (где есть экспонаты о последнем кошевом атамане). Возил детишек к гранитным водопадам (это недалеко от станции Ток). В тех краях находился зимовник Калнышевского и по преданию спрятаны его сокровища. Там сейчас стоит памятник ему.Радио я не слушаю. Потому как убедился, что частенько там врут самым наглым образом (что в "Эхо Москвы", что в "Вести ФМ).И для меня они не авторитет. Да, когда Яворницкий ездил в Соловки, могила была. Но в 90-х годах украинские историки ездили туда, и кроме плиты могильной, ничего не нашли. Нынешние горе-историки столько всего наворотили, настолько извратили, сфальсифицировали нашу историю, что доверия к ним нет. Я уважаю только Толочко, Чайковского, Масловского (его, к сожалению, убили в подъезде своего дома нынешние бандеровцы, как и Олеся Бузину).Они остались честными и объективными историками. А многие 30-25 лет тому назад писали одно, сегодня совершенно противоположное. За бабло они и мать родную продадут. Ни чести, ни совести у этих оборотней нет...
информацию о портале и связаться с администрацией .
Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
Многие пишут в личку, последнее письмо получил по поводу сегодняшней статьи «Загадка проекта «Антон Головатый». Как часто бывает в письмах, с ссылкой на Википедию, конкретно - на статью об атамане Петре Калнышевском.
Помещенная в сей свободной энциклопедии крохотная статья «Калнышевский, Петр Иванович» гласит: «(1691, с. Пустовойтовка, ныне Роменского района Сумской области— 31 октября 1803) — кошевой атаман Запорожской Сечи, происходил из шляхты Лубенского полка.В начале июня 1775 года русское войско под командованием П.Текели пятью колоннами с разных сторон скрытно приблизилось к Сечи. 85-летний Калнышевский был арестован и сначала содержался в Москве, в конторе Военной коллегии, а потом был отправлен в Соловецкий монастырь, где провел около 28 лет в холодной камере размером 1 на 3 м. Калнишевского выпускали из камеры на свежий воздух 2 раза в год: в дни праздников Рождества, Пасхи и Преображения. После помилования императором Александром, Петр Калнишевский в возрасте 110 лет, будучи практически слепым, не захотел возвращаться на родину и остался в монастыре, где скончался через 3 года в 1804 году».
Итак, Текели скрытно приближается к Сечи, после чего Калнышевский, он же Калнишевский, был арестован. Раз скрытно, так, наверное, кошевого атамана, вместе с остальными казаками, спящими захватили, разбудили и арестовали?
Кошевой атаман Калнышевский сдал карателям Сечь без единого выстрела. Разрушив таким образом миф об отважных казаках, которые умело бьются за свою Русскую землю до последней капли крови, и «как умеют умирать в ней за святую веру», а уж сложить им головы за мать-Сечь - так вообще нет выше счастья. Тем более, что тезка Калнышевского Текели привел на опору православной веры всяких-разных басурман, венгров, влахов, молдаван…
Далее - еще интереснее, наверное, Калнышевский мог бы попасть в книгу рекордов Гиннеса не только потому, что в возрасте 85 лет командовал Сечью, но и по части невиданного в подлунном мире здоровья: кто еще способен прожить с 85 до 113 лет в неотапливаемой камере размером 1 на 3м? Жаль только, что сенсация не состоится, ведь стараниями князя Потемкина заключенного Калнышевского освободили от той крохотногабаритной камеры не через 28 лет, и даже не через 18…
Выпускали Калнышевского на свежий воздух, как повествует Википедия, 2 раза в год на ТРИ (!!!) праздника. Скончался Калнышевский, согласно дальнейшим энциклопедическим данным Википедии, в возрасте 113 лет, в 1804 году. А согласно началу этой же статьи, с указанием дат рождения и смерти - в 112 лет. И не в 1804, а в 1803 году.
Вот вам и "энциклопедия" Википедия, на которую все любят так ссылаться. Задумываться о чем- либо уже не требуется, Википедия дает ответы на все вопросы, в том числе с уже известной вам цифирью.
Но я задумался вот о чем: известно, что Калнышевский подарил Соловецкому монастырю ценное Евангелие, оклад которого содержал более 34 фунтов серебра, а также - жертвовал деньги на церковь. Возник вопрос: допустим, именно такие Евангелия дарили заключенным перед тем, как окунать их в камеры 1на 3м, но деньги у зэков откуда брались? И вот тут-то выяснилось, что на содержание Калнышевского в том монастыре выделялся рубль золотом в день. По тем временам это была гигантская сумма, содержание монаха в том же монастыре обходилось, максимум, 3 копейки в день, да не золотом, и келья была совсем не ледяной. Причем, это была громадная сумма не только для монастыря: Калнышевский, мотая срок, получал в пять с гаком раз больше жалования кошевого атамана Запорожской Сечи...
Высказываю свое субъективное мнение: Калнышевский - один из мифов, которые штампуются пачками с незапамятных времен. Это в кино «Тарас Бульба» наглядно демонстрируются высокие казацкие отношения, а в реальной жизни, по сегодняшней терминологии, олигарх Калнышевский именовал своих братьев-казаков исключительно «голытьбой», и мнение Екатерины Второй значило для него много больше свободно выражаемых воплей толпы братчиков, собравшихся на площади, и наивно полагающих, что от их криков зависит решение кошевого атамана, который иногда давил понты для приезжих по части принимаемых решений. Спроецируйте все это на сегодняшний день, когда сидящие в парламенте-правительстве, находящиеся и при власти, и в оппозиции миллионеры-миллиардеры ежедневно, с утра пораньше кладут свои головы на плахи исключительно ради блага простого народа.
Если вы захотите расширить статью об атамане Калнышевском в Википедии, кто ж вам не позволит этого сделать? Есть многократно напечатанная легенда, как восьмилетний мальчик Петрик Калнышевский был за селом, когда мимо проезжали казаки. Восьмилетний мальчик попросил у них покурить трубку. Один из казаков, видя что он уже умеет курить, позвал мальчика на Сечь. Петрик уехал вместе с ними. Кто вам мешает дописать, что курящий восьмилетний Петрик на самом деле был замаскированным под мальчика агентом внеземных цивилизаций, получившим задание проникнуть на Сечь? И понравилось ему на Сечи до такой степени, что он, наплевав большой слюной на родную планету, навсегда остался на Земле. Вот почему он, помещенный в каменный мешок в возрасте 85 лет, просидел там еще 28 лет. Какой землянин на такое и сегодня способен? Тем более у нас, двести лет спустя, при донельзя развитой медицине, когда до 85 лет доживают считанные единицы даже некурящих мужиков, а за еще 28 лет не в каменном мешке, а в комфортабельном КПЗ - за гранью ненаучной фантастики. Чтобы облегчить вам задачу, я к этой статье даже сделаю соответствующий заголовок, чтобы в крайнем случае было на что сослаться. Полагаете, 97 процентов пользователей будут проверять эту ссылку?
Чтобы уравновесить высказанное мнение по поводу мифологии, приведу миф из истории Одессы, который нашел широкое отражение и в прессе, и в учебниках, и литературе, и даже дважды был экранизирован под одним и тем же названием - «Жажда». Все было, и героическая оборона Одессы, и нехватка воды, не было самой малости - того самого героического десанта на водокачку в Беляевке, где моряки ценой своих жизней на пару часов пустили воду в осажденный Город.
Петр Иванович Калнышевский – последний кошевой атаман Запорожской Сечи, своей благочестивой жизнью и кончиной явил пример христианского смирения, терпения и совершенного предания себя в волю Божию, в радости и скорби, в богатстве и лишениях, на войне и в мирное время, на свободе и в узах.
Житие Петра Калнышевского очень сходно житием праведного Иова Многострадального. Слова этого ветхозаветного праведника: «Господь дал, Господь и взял; будет имя Господне благословенно» (Иов. 1, 21) можно соотнести со всей жизнью последнего благоверного атамана Запорожского Войска Низового. В биографии Петра Ивановича много неясного, особенно слабо освещен источниками ранний период его жизни. По прямому показанию надгробной плиты Петр Калнышевский родился он в 1690 или 1691 году. Однако эту дату еще видный историк казачества Дмитрий Яворницкий подверг сомнению, считая, что указание на столетний возраст Калнышевского в конце его жизни был сильно завышен и взят произвольно. Ведь тогда получается, что когда Петр Калнышевский в 1765г. закрепил за собой атаманскую булаву ему было 75 лет – возраст совершенно не благоприятный для начала любой административной карьеры, а тем более для должности кошевого атамана, возглавляющего далеко не всегда управляемую казацкую вольницу. Назван был будущий запорожский атаман в честь святого первоверховного апостола Петра, о чем свидетельствуют многочисленные упоминания о праздновании им дня своего тезоименитства 29 июня (по ст.ст.) в день святых апостолов Петра и Павла. Документы конца ХVIII века, в которых упоминается возведенная последним кошевым Свято-Троицкая церковь в с. Пустовойтовка, что возле города Ромны (ныне Сумская область), называют Петра Калнышевского уроженцем этого села. Есть веские основание предполагать, что происходил Петр Иванович из священнической семьи. Доподлинно известно, что его два близких родственника – родной брат Семен Калнышевский и племянник Степан Чемерис – были люди духовного звания, а в то время в Украине священнослужение относилось к наследственным занятиям. Именно этим происхождением будущего кошевого «из духовного сословия» некоторые исследователи объясняют, «то особое пристрастие его к строительству церквей и дарению православным храмам дорогих вкладов, а также знание богослужебных тонкостей, которое отличало его от многих других запорожских кошевых атаманов».
Однако, Петр Калнышевский не стал священником, как его родной брат Семен, а вслед за старшим братом, Андреем Калнышем, пошел на Запорожскую Сечь. Согласно легенде, записанной в 1970 г. от сторожил с. Пустовойтовка, восьмилетний Петрик пас скот за селом и встретил запорожцев, после общения с ними он, ощутив дух казацкой вольницы, подался с ними на Запорожье. Видимо поэтому Петр Иванович не получил начального образования и был неграмотен, хотя в те времена это не было редкостью даже среди родовитой знати, а для кошевого атамана неграмотность даже вменялась в обязанность.
Первое документальное известие о пребывании на Сечи Петра Калнышевского датировано 1754 годом, когда он уже был на должности войскового есаула, обязанностью которого было поддержание общественного порядка. Записан он был в Кущевском курене, где обосновались Давид и Андрей Калныши, родственники будущего кошевого, а также многочисленные его земляки. В 1755 г. он участвовал в запорожской депутации, посланной в Петербург для “некоторых войсковых нужд”. Возвратившись на Запорожье в 1757г., Калнышевский вскоре был избран войсковым судьею, но пробыл в этом звании недолго, около года, и в 1758г. снова участвовал в депутации, отправленной в Петербург. Это дало ему прекрасную возможность познакомиться с нравом российской бюрократии, завязать полезные знакомства, которые он в дальнейшем с успехом будет использовать для защиты интересов Войска Запорожского. Вернулась депутация в 1760г. и Калнышевский, снова, хотя и не надолго, стал войсковым судьею и оставался в этом звании до 1762г., когда впервые избран был кошевым атаманом и затем немедленно был отправлен в Москву для присутствия при коронации императрицы Екатерины II; при этом случае он получил золотую медаль на андреевской ленте. Но уже в 1763г. Калнышевский, по настоянию запорожской «голоты» или «сиромы», был скинут с атаманства.
Во второй раз Петр Иванович был избран кошевым атаманом Запорожского казачества 1 января 1765 г. и оставался в этом звании до самого уничтожения Сечи, т. е. более 10 лет сряду, чего в Коше «из веку веков не бывало».
Надо отметить, что в это время на Сечи наметилось жесткое противостояние между двумя партиями казачества: «сиромой» и казачьей аристократией . Первые хотели жить, как и их предки без хлебопашества и помещиков, занимаясь, в том числе «здобычництвом» – грабежом кочевых соседей иноверцев, хотя часто к этому «промыслу» относились и набегами на оседлых единоверцев. То что «сирома» вкладывала в понятие казачьей воли, современниками могло быть расценено, как предательством не только верноподданства, но и самой веры, например, переход под протекторат мусульманской Турции. Однако, этот прежний образ жизни уже не вписывался в ту социально-политическую обстановку, которая сложилась в Украине в середине XVIII в. Земли Запорожских Вольностей были включены в состав Российской империи, которая принесла с собой в этот регион определенную стабильность, как в отношении с соседями (Турцией, Крымом и Польшей), так и внутри самой страны. Поэтому среди самих казаков образовалась партия, хотя и весьма преданная Запорожью и верившая в его жизненность, и готовая принести себя ему в жертву, но в то же время желавшая, чтобы Запорожье входило в состав Российской империи, как элемент вполне мирный и благонадежный. Душой и руководителем этой, если можно так сказать, запорожской аристократии, был последний кошевой атаман Запорожской Сечи Петр Иванович Калнышевский. Принадлежавшие к этой партии запорожцы старались во чтобы то ни стало ладить с правительством в лице его местных агентов, хотя бы даже мелких, угождать ему, честно помогать ему во время войн; земельные ссоры стремились они решать на законных основаниях; к гайдамакам и вольному люду, укрывавшемуся в запорожских степях, относились крайне враждебно и сдерживали их порывы на грабежи, пожалуй, даже строже, чем само правительство. К этой партии обыкновенно принадлежали запорожцы богатые, владевшие обширными участками земли со своим хозяйством, и занимавшаяся торговлей с соседями.
Запорожская аристократия стала и наиболее культурным элементом войска. Если «сирома», несмотря на внешнюю приверженность православию, с легкостью готова была идти «под Турка», чтобы сохранить свои «вольности», а во время бунтов не гнушались грабежем православных церквей и осквернением святынь (например, во время восстания на Сечи в 1768г. «сирома» изрубила икону с мощами, подаренную Калнышевскому киевским митрополитом Арсением (Могилянским)), то запорожская аристократия была очень религиозна, поддерживала святыни запорожцев: Киево-Межигорский и Самарский монастыри, заботилась об организации в Запорожье духовенства, о благолепном богослужении, о более приличном образе жизни казачества, об устройстве школ. В этой связи надо отметить, что кошевой атаман Петр Иванович Калнышевский был последним из плеяды выдающихся казацких предводителей, которые осуществляли всемерную поддержку Православию, производили масштабное храмовое строительство, содействуя созданию непревзойденных шедевров христианской архитектуры и искусства эпохи украинского казачества.
Возрастание власти и влияния Петра Калнышевского на Сечи изначально были связаны с щедрыми пожертвованиями Православной Церкви. Интересный факт, что когда его не избрали в 1763г. кошевым атаманом – Петр Иванович отправился на богомолье в Киев, где получил от киевского митрополита Арсения (Могилянского) в благословение икону со св. мощами. К тому времени Петр Калнышевский был уже одним из богатейших людей на Запорожье и мог делать значительные церковные вклады. Чтобы сполна оценить величину благодеяния Петра Калнышевского в отношении Православия, нужно иметь в виду, что его деятельность разворачивалась во время секуляризационных реформ Екатерины II, лишивших Церковь значительной части имущества и поставивших духовенство под жесткий контроль государства . После упразднения гетманской власти в 1764 г. разорились многие украинские старшинские роды, издавна славившиеся своим строительством церквей и щедрым дарением вкладов православным храмам. К сильному истощению материальных и людских ресурсов привела русско-турецкая война 1768–1774 годов. Именно в это не очень располагающее к благотворительности время запорожский кошевой атаман осуществлял масштабное храмовое строительство, как в Гетманщине, так и на Запорожье.
Первый из известных нам значительных вкладов был внесен Петром Калнышевским в Троицкую церковь родного села Пустовойтовка в 1757 году, когда он еще был войсковым есаулом. На прорезной надписи подаренного им кипарисного креста значилось “Сей хрест надал осавул Войска Запорожского Низового в село Пустовойтовку в храма Пресвятыя Троици 1757 года июля 5 д[ня]” . В 1762 году он подарил той же церкви Евангелие в дорогой оправе, ценою в 500 рублей. Дорогие дары жертвовались Петром Калнышевским и в сечевую церковь. До сего времени сохранилось только одно из них – Евангелие на александрийской бумаги “московской печати” с богатым окладом, содержащее вкладную надпись: “Сие Святое Евангелие дал вкладом в Сечевую Запорожскую Покрова Святой Богоматери церковь куреня Кущивского знатный товарищ, войсковой судья Петр Иванович Калнишевский, 1763 года, месяця октября 1 дня, индикта М, которое серебром и каменьем с позолотой в 1025 рублей”.
Исключительно на собственные средства, при чем иногда даже под заём, Петр Калнышевский построил соборную церковь в местечке Лохвица (Полтавская обл.), церковь Покровы Пресвятой Богородицы в местечке Ромны (Сумская обл.) и церковь Святой Троицы в родном селе Пустовойтовка. Кроме того, народная традиция связывала с последним кошевым атаманом возведение еще и других православных храмов Роменщины: “Він строїв церкви і в Пустовійтівці, і в Оксютинцях, і в Великих Будках, і Покрову в Засуллі, що забрали її в Полтаву (йдеться про Покровську церкву в Ромнах). Оксютинська церква сейчас на Зарудді. Купили її та й перенесли” . Хотя это и не прослеживается по архивным источникам. На собственные деньги Петра Ивановича строилась церковь Святого Георгия в селе Петриковка, названном так по имени кошевого атамана. Участием Калнышевского отмечено и начало строительства крупнейшего храма среди всех запорожских церквей девятикупольного Свято-Троицкого собора в с. Новоселица (также называлась Самарчик; ныне Новомосковск), хотя основные строительные работы под руководством мастера Акима Погребняка велись уже в 1775 – 1778 годах , то есть в период, когда Петр Калнышевский уже находился в соловецком заточении.
Возведение церквей и щедрое пожертвование даров в православные храмы способствовали укреплению авторитета Калнышевского среди запорожского казачества, а также стало хорошей рекомендацией для российских властей. Когда 10 марта 1765 года глава Малороссийской коллегии Петр Румянцев в письме к Екатерине ІІ предложил утвердить Калнышевского неизменным кошевым атаманом Запорожцев, рекомендовав его как человека рассудительного и уважаемого среди казачества, он писал: «Построение с употреблением болших иждивений в Мала России в разных местах церквей, подают мне к тому твердые доказателства» .
Если строительство церквей в Лохвице, Ромнах, Пустовойтовке обуславливалось частной инициативой Петра Калнышевского и производилось на его личные средства, то оказываемое им содействие Киево-Межигорскому Спасо-Преображенскому монастырю было связано со служебным долгом, поскольку Войско Запорожское Низовое с конца ХVII века выступало в роли ктитора этой обители. Как и прежние кошевые атаманы, Калнышевский продолжал оказывать большую материальную поддержку Межигорью. После произошедшего в 1765 году в монастыре пожара он содействовал возобновлению многих монастырских зданий, а в 1772 году построил в этой же обители большие каменные ворота и возле них церковь во имя апостолов Петра и Павла .
При этом следует отметить разительное отличие отношения к Церкви у высшего сословия Российской империи и Запорожского Коша. Императрица Екатерина II, будучи сторонницей немецких камералистских идей, полагала, что Церковь должна быть послушной государству, а главным залогом этого «послушания» является лишение Церкви большей части собственных материальных ресурсов; их духовенство должно получать от государства, тем самым, уподобляясь светским чиновникам, находящимся на жалованье . Петр Калнышевский же сохранял живую неповрежденную веру простого народа. О столкновении этой казенной веры «чиновников в рясе» и живой казачьей веры запорожского атамана может свидетельствовать роль последнего кошевого в явлении чудотворной « Новокайдакской» (Самарской) иконы Богородицы (празднование совершается 13 ноября (н . ст . ). В 1770г. в соборной Николаевской церкви Нового Кодака обрелась новоявленная икона Богоматери, подобием чудотворной Ахтырской. В знак исцелений люди приносили к иконе серебренных привески, которых было более 20. В октябре 1770 года настоятель Новокайдакской церкви Федор Фомич официально донес в Кош Низового Запорожского войска о чудотворной иконе, находящейся в алтаре. По повелению кошевого атамана Петра Калнишевского священник Григорий Порохня в присутствии войсковых старшин собрал свидетельства об исцелениях от иконы. После чего Кош распорядился чудотворную икону при многочисленном стечении людей перенести из алтаря и установить посреди церкви у правого клироса в новоустроенном киоте. Сам Петр Калнышевский сделал богатое пожертвование на серебряную, с позолотой и разноцветными камнями ризу, для чествуемой иконы. Факт перенесения иконы из алтаря на новое место являлся, в сущности, открытым признанием ее чудотворности. Но запорожское духовенство опасалось гнева высшего духовного начальства за то, что допустило это признание без синодальных распоряжений. Священник Григорий Порохня пытался донести об этом в Консисторию Киевской митрополии, но кошевой атаман удерживал его. Причина «удержания» стала ясна уже после разрушения Запорожской Сечи. Архиепископ Славянский и Херсонский Евгений (Булгарис) распорядился, чтобы «пресечь» совершения молебнов у чудотворной иконы перенести ее обратно в ризницу в алтарь. Однако, священники поставили ее в пономарне, «где двери имеются, куда и народ, приходя, делает болшее о чудотворении ея разглашение». Тогда, чтобы «пресечь таковыя народныя разглашения» архиерей забрал икону в свою домовую церковь .
С Петром Калнышевским связано не только возведение церквей в густозаселенной Гетманщине, но и обустройство христианских святынь в степной пустыне Запорожья, заселяемой его стараниями православным людом. Именно благодаря ему, в Запорожском крае впервые возникла упорядоченная церковная организация, распространившая свою духовную власть далеко вглубь некогда бывшей кочевнической степи. Запорожцы изначально враждебно относились к земледельческим поселянам, пренебрежительно называя их «гречкосеями» и полагая, что «крестьянский плуг притянет за собою и пана». А приход помещика на Запорожье угрожал самим основам существования Сечи, всегда бывшей очагом борьбы против помещичьей кабалы. Вот почему самовольно поселившихся крестьян казаки поначалу хлестали батогами и сгоняли с запорожских угодий, опустошали их поля и жгли хаты. Но, несмотря ни на что, поток переселенцев не убывал, это было настоящее нашествие «гречкосеев», угрожавшее до основания изменить уклад жизни Запорожья. Кошевой атаман Петр Иванович Калнышевский был первым, кто изменил отношение к этому явлению и, вместо противодействия, стал активно создавать на Запорожье новую социальную группу – «посполитых», людей гражданских, занимающихся ремеслом, земледелием и торговлей. В северных и северо-восточных районах Запорожских Вольностей интенсивно формировалась сеть сельских поселений. Для того, чтобы привлечь крестьян и окончательно закрепить эти поселения под властью Сечи, Калнышевский стремился построить в каждом из них православные храмы. Отказ от традиционных казачьих «промыслов» в пользу «гречкосеев» дал свои плоды. Сечь времён Калнышевского преобразилась и стала напоминать настоящий город. Чего только не было на сечевом базаре! Одних цитрусовых, испорченных и выброшенных в гавань, было столько, что характерный запах распространялся на всю округу. Запорожцы стали людьми зажиточными. По этому поводу они говорили: «Как был атаман Лантух (предыдущий Калнышевскому атаман), то нечего было положить и в лантух (мешок), а как стал атаман Калныш, появилась паляница, хлеб и кныш».
Проявил себя Петр Калнышевский и на поле брани. Турецкая война 1768-1774 гг. вызвала деятельное участие запорожцев, важность которого засвидетельствована Высочайшими рескриптами на имя Калнышевского и наградами войску, равно и письмами к кошевому русских главнокомандующих. Однако, прежде, чем выступить в составе российской армии Кошевому пришлось преодолеть крайнее недовольство казаков. Казаки отказывались идти в поход, полагая, что на горизонте их хутора или зимовника татары не появятся. Зажиточные казаки, имевшие добротное вооружение, посылали вместо себя плохо вооружённую бедноту. Одной из причин восстания на Сечи «сиромы» против Калнышевского в 1768 г. было объявление воли правительства о принятии Запорожьем участия в предстоящей войне с турками. В 1770 г. был организован заговор с целью убить Калнышевского и старшину и перейти на сторону турков; но замысел был открыт и виновные строго наказаны. Против кошевого атамана плелись заговоры и писались доносы. Полковой старшина Павло Савицкий доносил на кошевого, будто он говорил своему писарю: «Вижу, нечего надеяться на русских, а нужно написать турецкому императору и, отобрав в Войске 20 добрых казаков, отправить с прошением принять Войско Запорожское в турецкую протекцию, а в Войско напишем…, что когда российская регулярная армия … до запорожских владений войдет, то чтоб ни одного человека не впустили в границы, а если бы стали силою входить, то поступали с ними как с неприятелями». Чтобы скомпрометировать кошевого атамана, слагались песни о том, будто он уже принял мусульманство и «побусурманился». Но вся эта клевета не достигла своей цели. Свою верность православному престолу Петр Калнышевский доказал на поле брани. В начале февраля 1769г. кошевой атаман сумел организовать запорожцев и с казачьей конницей выступил на Перекоп. В 1769г. Калнышевский с запорожцами действовал в армии графа Румянцева и отражал турецкие набеги на запорожские земли по р. Бугу; в 1770 году, состоя в отряде князя Прозоровского, он действовал между pp. Бугом и Тилигулом. Запорожцы под командой Калнышевского сокрушали коммуникации противника, опустошали его тылы от Аккермена и Хаджибея (ныне Белгород-Днестровский и Одесса) до Таганрога, содействовали разгрому турок русскими войсками при Ларге и Кагуле. Важным вкладом запорожцев в победу над Турцией было отторжение из-под подчинения Крымского ханства ногайских орд, составлявших главную массу легкой кавалерии противника. За свои боевые заслуги Петр Иванович был награжден золотой медалью с портретом государыни, осыпанным бриллиантами.
Одновременно с участием в военных действиях Петр Калнышевский занят был управлением Запорожья; он неоднократно объезжал его обширные земли, которые старался колонизировать, приглашал не только украинцев, но и единоверцев: молдаван и болгар из Новой Сербии, Польши и Буджака и селил пересилившихся по р. Днепру. На запорожских степях устраивались села, хутора и зимовники, причем Калнышевский требовал, чтобы новые поселенцы непременно пахали землю и сеяли рожь. Через это создавалась экономическая база автономии Запорожской Сечи в составе Российской империи. Управлял Петр Иванович Запорожьем твердо и строго, с правительством и его агентами всячески старался ладить, разным “гультяям” потачки не давал; потому не пользовался популярностью среди запорожской «сиромы», которая даже снова задумывала перейти под власть Порты.
Однако, Российское правительство стремилось к унификации всех областей империи. Императрица Екатерина вообще стремилась уничтожать особенности, существовавшие во многих соединенных с империей областях. Система эта постепенно была приводима в исполнение, и одним из эпизодов общего нивелирования областей было уничтожение Запорожья. После заключения Кучук-Кайнарджийского мира с Турцией участь Запорожской Сечи, а вместе с ней и кошевого атамана была предрешена.
К весне 1775 года возникла угроза перерастания поземельных споров между запорожцами и российскими военнослужащими в серьезный конфликт; после длительных колебаний правительство Екатерины II признало запорожцев главным его виновником. 27 апреля на заседании Совета при высочайшем дворе после чтения очередной реляции П. А. Румянцева о «сумасбродстве» запорожцев было принято решение «для удостоверения в подлинности касающихся до запорожцев известий, призвать сюда … под предлогом объяснения по их о землях просьбе их кошевого, в разсуждении, что исполнение его может опровергнуть, а отговорки подтвердить оныя» . Однако Петру Калнышевскому не дали времени не только приехать в столицу для дачи объяснений, но даже и ознакомиться с решением Совета. 7 мая было принято окончательное решение о ликвидации Войска Запорожского и разрушении Сечи.
И вот в ночь с 4 на 5 августа 1775 года войска генерала Петра Текелии без лишнего шума заняли Запорожскую Сечь. Запорожцы не ожидали нападения, поэтому барон Розен арестовал часовых без особых усилий. Одновременно полковник Языков расставил часовых по улицах Сечи. Но кошевой со старшиной и более 3-х тысяч запорожцев успело закрыться во Внутреннем Коше. Текелий послал к ним полковника Мисюрева, чтобы объявить волю Екатерины II о ликвидации Войска Запорожского. Большинство казаков настаивало, чтобы кошевой дал команду отбиваться, но кошевой Петр Калнышевский и архимандрит Владимир (Сокальский), помятуя евангельскую заповедь о миротворчестве, удержали запорожцев, и развязка приняла мирный характер; лишь небольшая часть запорожской «сиромы» убежала в турецкие владения.
Народное предание, записанное историком Яковом Новицким, гласит, что Петр Кальнышевский, узнав о приближении российских войск, как истинный христианин, пошел молиться в церковь. Народная молва указывает и на причину, почему истинно православный кошевой атаман не позволил запорожцам оказать вооруженное сопротивление – из-за боязни греха перед Богом в пролитии христианской крови. «Козак Васюра осідлав коня і подався до кошового. Прибіг, вскочив на порог і співа: «Дозволь, батьку отамане,/Нам на башті стати:/ Москаль стане із мечами,/ А ми с палашами,/ Не вибьємо палашами,/ Вибьєм кулаками,/ Нехай слава не поляже/ Проміж козаками!..» Калниш йому і отспівує: «Не дозволю, милі братці,/ Вам на башті стати,/ Бо єдна кров, хрістіянська,/ Гріх нам проливати…»».
Когда кошевой Петр Калнышевский вышел вместе со старшиной навстречу российским войскам, то был тут же арестован вместе с войсковым писарем Иваном Глобой и войсковым судьей Павлом Головатым.
Дальнейшие обстоятельства складывались более чем загадочно. В манифесте Екатерины II о ликвидации Запорожской Сечи о вине Калнышевского говорилось лишь намёками. Ни предшествующая деятельность Калнышевского в Запорожье, ни поведение его при уничтожении Сечи, не дают основания заподозрить его в антиправительственных действиях, или хотя бы замыслах. Ни в каком преступлении он и не был действительно обвинен; тем удивительнее суровое наказание, которому он был подвергнут. В последующих документах значилась формулировка «за вероломное буйство и разграбление подданных». В чём заключалось это «буйство», оставим на совести её автора, Григория Потёмкина. Что же касается «разграбления подданных», то здесь ясно просматривается контекст борьбы запорожцев с помещиками за землю, а также то, что царское правительство считало последнего запорожского кошевого главным препятствием в освоении южных пределов империи. На данный момент нет документов, свидетельствующих об антиправительственных настроениях кошевого атамана.
Тем самым с полной уверенность можно утверждать, что Петр Калнышевский пострадал за Запорожье, казацкие принципы жизни. Будучи кошевым атаманом, он прилагал все силы, чтобы с одной стороны сохранить все прежние привилегии вверенного ему Богом Войска Запорожского, а с другой – приспособить жизнь и уклад казаков к реалиям нового времени и к новым условиям существования в пределах Российской империи. Здесь следует отметить, что вопреки мнению многих современных украинских публицистов, Петр Калнышевский не был выразителем украинской национальной идеи и не страдал за попытку отстоять остаток украинской государственности, которая якобы сохранялась в правах автономии Войска Запорожского Низового. Последний запорожский кошевой атаман никогда ни то, что не выступал, но даже не сомневался в том, что земли Юга Украины являются составной частью Российской империи. Всячески он доказывал верность государству, в котором жил: и во время войны с Турцией и во время мира, когда искоренял антиправительственную крамолу среди казачьей «сиромы». Но при этом кошевой твердой рукой отстаивал права широкой автономии Запорожского казачества в Российской империи, используя для этой цели и личные знакомства с российскими вельможами, и мудрость дипломата, и даже применения силы в отстаивании целостности границ Запорожских Вольностей. Одним словом, Петр Калнышевский был оклеветан и пострадал за вверенный ему Богом казачий народ люд Запорожья.
Но вся духовная сила христианской натуры последнего запорожского кошевого проявилась не в войне и не в политике, а в смиренном и безропотном принятии от Господа своего креста в период Соловецкого заточения, который ввел его в Царство Небесное (Мф. 16,24).
Арестованный кошевой атаман Пётр Калнышевский вместе с Иваном Глобой и Павлом Головатым почти год находился в московской конторе Военной коллегии, под присмотром её вице-президента Григория Потёмкина. Всевластный екатерининский фаворит в то время вынашивал планы дальнейшего расширения возглавляемой им Новороссийской губернии за счёт запорожских земель и турецких владений в Причерноморье. Калнышевский ему мешал, прежде всего, тем, что был законным руководителем автономного образования, находящегося в составе Российской империи – Войска Запорожского Низового. Потому Потёмкин и форсировал вопрос об уничтожении Сечи.
Сперва Калнышевского предполагалось казнить, но, по ходатайству Потемкина, повелено было смертную казнь заменить вечным заточением в монастыре. По сообщению от 8 июня 1776 года, Потемкин подал на рассмотрение Екатерины предложение о пожизненном заключении запорожского кошевого атамана в Соловецком монастыре, а арестованной старшины в находящихся в Сибири монастырях, что и было утверждено императрицей. Святейший Синод получил предписание дать распоряжения соответствующим монастырям . 10 июня на основе конфирмованного доклада был издан указ Екатерины II , и в тот же день Синод, руководствуясь решением Сената, постановил «Калнишевскаго в Соловецкой монастырь принять… и в содержании оных узников безъвыпускно из монастырей, и о удалении их не только от переписок но и всякаго с посторонними людьми обращения и о имении в том настоятелям прилежнаго надсмотрения, и о доставлении им к пропитанию получаемаго из Новороссийской губернии жалованья и о поступании с ними во всем том, как в ведении Правительствующаго Сената предписано». Отдельно оговаривалось, чтобы «в Соловецком монастыре посылаемаго туда узника содержать за неослабным караулом обретающимся в том монастыре солдат».
Соловецкий Спасо-Преображенский мужской монастырь был крупнейшей православной обителью, основанной преподобными отцами Савватием, Зосимой и Германом, как считается, в 1436 году и возвысившейся при игумене Филиппе, которому особо благоволил царь Иван IV. Но в монастыре в течение нескольких веков существовало и скрытое от глаз благочестивых паломников пространство – тюрьма, в которой содержались узники, обвиненные в тяжких преступлениях против государства и Церкви. Размещение узников на Соловках обусловливалось нахождением там труднодоступной крепости, связь с которой по морю поддерживалась всего несколько месяцев в году; даже в начале июня кораблям приходилось пробираться сквозь плавающий лед . Тюремные функции монастыря усилились во времена правления Екатерины II, что стало прямым следствием проводимой ею секуляризационной реформы.
11 июля 1776 г. Калнышевский под конвоем секретно был доставлен в Архангельск, а 29 июля в Соловки, где и передан был архимандриту Досифею. По рассказам богомольцев, посещавших Соловецкую обитель, когда только привезли Петра Калнышевского он казался человеком среднего роста, чрезвычайно здоровым и широкоплечим, одет был в красный кафтан, говорил «не так чисто по-руссски», но потом сделался худ и стар, носил седые осекшиеся волосы, короткую седую бороду, одевался в китайский синий сюртук». Из этого описания видно, что кошевому не легко далась смена климата южного Поднепровья на соловецкий север. Видимо в этом заключается секрет его неимоверного 112-летнего возраста. Тяжелые условия Соловков сильно состарили Петра Ивановича, так что видом он походил на столетнего старика.
В монастыре с Калнышевским в течение всего его соловецкого заточения обращались строго: содержали безвыпускно из монастыря и удаляли не только от переписки, но и от всякого общения с посторонними людьми при неослабном наблюдении караула солдат. Это положение не изменилось вплоть до 1801г. «Пришли мы в трапезу, – рассказывает очевидец крестьянин Лукин, – перед обедом дожидали монахов с порцией. Приходит человек незнаемый, за караулом три солдата с ружьями, и спрашивает нас любопытно: «Кто царем теперь? Как цари живут нынче и какие благополучия на Руси теперь?» Мы отвечали, что царем Александр Павлович; живут по прежнему все, слава Богу, благополучно и хорошо. Он бы и больше расспрашивал, да солдаты не позволили. «От этого человека, говорили они, отойдите прочь, с этим человеком не приходится говорить вам». И монахи тоже запрещали. «Архимандрит увидит, сказывали они, так не хорошо вам за это будет». Архимандрит пришел, и он подошел к благословению. «Древний ты еси, землею пахнеши», сказал архимандрит тому человеку. И точно, он очень древен был: тут он и жизнь кончил. Опосля монахи сказывали, что это какой-то кошевой атаман».
Однако, здесь следует оговориться. Соловецкий монастырь, хоть и исполнял тюремные функции, возложенные на него государством, но не был тем лагерем особого назначения, каким он стал в XX веке во времена безбожного советского режима. Поэтому совершенно несправедливы ряд животрепещущих картин о тяготах заключения Петра Калнышевского, которые описывают некоторые доморощенные историки и публицисты, представляя последнего атамана в образе национального героя-мученика, борца за независимость, невинно страдающего в застенках Соловецкого монастыря от своеволия российских властей.
Эти рассказы пространно изложил Иван Шаповал в своей книге «В поисках сокровищ», неоднократно издававшейся в 1960–1980-е годы: «…Коли кошового перевели з Прядильної камери в інше приміщення, то від нього залишилося в камері більше як на два аршини нечистот; що просидівши в тюрмі такий довгий час, він здичавів, став похмурий і втратив зір; що в нього, як у звіра, виросли великі пазури, довга борода і весь одяг на ньому, каптан з гудзиками, розпався на лахміття і звалювався з плечей». Второй рассказ: «Коли імператор Олександр І відвідав Соловки і побачив яму, в якій сидів кошовий Петро Калнишевський, він «пришел в ужас». Щоб чимось задобрити невинного мученика, імператор спитав Калнишевського, яку б він хотів винагороду за перенесені муки й страждання? Калнишевський зневажливо зміряв поглядом царя: «Нічого мені, государю, не треба, опріч одного: накажи збудувати острог для таких же мучеників як і я, щоб вони не страждали в земляних ямах». Цар наказав ями ліквідувати…»
Такие мнения о соловецком заточении Калнышевского бросают тень не только на государственную власть, но и на саму Православную Церковь, которая допускала столь бесчеловечные условия в древней и знаменитой своей святостью обители. Поэтому следует сказать, что все эти мифы не соответствуют действительности.
Земляные ямы действительно были на Соловках одним из способов наказания преступников, которые совершили тяжелые преступления против религии и морали: по сути это была своего рода епитимья, к которой прибегали и сами пустынники по собственной воле. Ужасные рассказы об этих ямах зафиксировал в 1872г. В. Немировича-Данченко, хотя монахи его уверяли, что «подземные тюрьмы» на Соловках являются выдумками газетчиков. Известно, что еще в 1742г. царское правительство приказало Соловецкому настоятелю засыпать все ямы для колодников, а их самих перевести в наземные помещения. Настоятель в отчете правительству отрицал наличия колодницких ям, а специальная правительственная инспекция монастыря не выявило случаев содержания заключенных не предусмотренное инструкциями. Тем не менее, это не прекратило существование слухов о таких ямах.
Кошевого содержали как знатного узника, и это предусматривало особые привилегии. Так, при архимандрите Герасиме (Ионине) (1793-1796), был восстановлен древний монастырский устав, по которому монахам запрещалось иметь собственность. Все монахи питались вместе в трапезной. Так как заключенные считались своеобразными послушниками, то устав распространялся и на них. Исключение составляли знатные узники, которые могли иметь собственное имущество и даже питались наравне с высшим духовенством монастыря.
Известно, что на содержание Петра Калнышевского правительством выделялись средства из расчета 1 рубль в день, т.е. белее 360 рублей в год. Для примера, при существовании Запорожской Сечи кошевой атаман получал в год всего 70 руб., а годовое содержание соловецкого монаха – 9 рублей, простого заключенного от 10 до 30 рублей. Это позволило атаману нанять работников для ремонта каземата (келии) Головленковской тюрьмы, расположенного в Архангельской башне, где первоначально разместили запорожского узника. В течении 25-летнего пребывания на соловках кошевой не менее трех раз менял свое место нахождения, и во всех случаях его келии отличались хорошими условиями для жизни.
Так что, когда мы говорим о соловецком кресте Петра Калнышевского – то имеется ввиду моральные страдания человека, который на свободе был облечен огромною властью и богатством, и вдруг был невинно обвинен и лишен и свободы, и богатства, и власти. Христианский подвиг веры Петра Калнышевского можно сравнить с подвигом веры ветхозаветного Иова Многострадального.
И действительно, последний кошевой атаман место своей скорби воспринял как место духовного подвига. Как было в традиции у запорожцев, если они не погибали на войне, то часто уходили заканчивать дни своей земной жизни, подвизаясь в подвигах духовных в монастыре. Видимо, в свое время такую кончину себе готовил и Петр Калнышевский, будучи еще кошевым атаманом. Поэтому со спокойным духом Петр Иванович принял волю Божию, когда царским указом был заточен в монастыре, куда возможно и так стремилась его душа.
Заключение в Соловецком монастыре сделало Калнышевского еще более религиозным; жил он, по аттестациям властей, чрезвычайно тихо и спокойно, ревностно исполняя требуемые Православной церковью обряды. Находясь в православном монастыре, Петр Калнышевский, регулярно исповедовался и причащался . Первая исповедь кошевого атамана в стенах Соловецкого монастыря состоялась в день его прибытия 29 июля 1776г. В ежегодных ведомостях, где соловецкий архимандрит кратко отмечал образ поведения узников, о запорожском атамане неизменно представлялась следующая запись: «ныне житие препровождает смиренно и никаких безпокойств никому от него не происходит» . Трижды в году, на Пасху, Преображение и Рождество, его выводили из кельи, вероятно для присутствия на богослужениях и торжественном обеде в одной из палат Успенского трапезного собора.
Пребывая в заточении, Калнышевский продолжал вносить ценные дары в православные храмы. В 1794 году он пожертвовал Спасо-Преображенскому собору Соловецкого монастыря запрестольный крест, изготовленный из серебра весом более 30-ти фунтов , в 1798 году на средства Калнышевского была изготовлена сребропозлащенная риза с венцами, весом 24 фунта 84 золотника , а накануне своего освобождения из заключения, в 1801 году, поднес в дар монастырю оклад для Евангелия, напечатанного на александрийской бумаге. Его оправа, по описанию архимандрита Мелетия, была обложена “серебром золоченым; на верхней доске девять образов финифтянных, украшенных стразами; на корешке следующая надпись: «Во славу Божию устроися сие Св[ятое] Евангелие, во обитель Св[ятого] Преображения и Преподобных отец Зосимы и Савватия Соловецких чудотворцев, что на море окиане, при архимандрите Ионе, а радением и коштом бывшаго Запорожской Сечи кошеваго Петра Ивановича Кольнишевскаго 1801 г., а всего весу 34 фун[та] 25 золот[ника] и всей суммы 2435 руб[лей]” .
Если, исходя из веса драгоценных металлов и приблизительной оценки работы, предположить цену запрестольного креста и ризы по 1000 руб. каждая и прибавить известную цену оклада Евангелия, получим общую сумму 4435 руб. Зная, что ежегодно Калнышевский получал на свое содержание примерно 360 руб., получится, что для сбора этой суммы ему понадобилось 12 лет и 3 месяца. Зная, что общий срок его пребывания в соловецком заключении составил без малого 25 лет, получается, что практически половина всего денежного содержания употреблялась Петром Ивановичем для дарения монастырю.
Богомольный узник дождался своего освобождения весною 1801 года. 15 марта того года император Александр I, по случаю своего восшествия на престол, издал указ об амнистии лиц, содержащимся в заключении по ведомству Тайной экспедиции. Петр Калнышевский значился среди тех, кто был включен в список № 1 – «о заключенных в крепостях и в разныя места сосланных с лишением чинов и разнаго достоинства», предписывалось «освободить их немедленно из настоящих мест их пребывания и дозволить возвратиться, кто куда желает, уничтожа над последними и порученный присмотр» .
В ответ на дарование ему свободы Александром I кошевой отвечает, что и «здесь (в Соловецком монастыре) оною (свободой) наслаждаюсь в полной мере». Таким образом, согласно свидетельству самого Петра Ивановича, в конце жизни он достиг той духовной свободы, к которой стремиться всякий православный христианин. Не желая по старости (ему уже было, согласно документу, 110 лет) и слепоте покидать Соловки атаман просит оставить его на прежних условиях в монастыре, чтобы «остаток дней моих посвятить в служении Единому Богу в сем блаженном уединении, к коему чрез двадцатипятилетнее время моего здесь пребывания привык я совершенно, в обители сей ожидать с спокойным духом приближающегося конца моей жизни». Прошение Калнышевского было удовлетворено Александром I, который предписал «жалованье продолжать производить по смерть его» .
Итак, следуя старому запорожскому обычаю, Петр Калнышевский остался доживать свой век в православном монастыре. Его благочестивая жизнь и откровенная набожность, явленная житием и щедрыми пожертвованиями Соловецкой обители, без сомнения, внушала искреннее уважение монашеской братии. Получив свободу Петр Иванович сделался простым послушником Соловецкой обители и, прожив два года на свободе, почил в мире с людьми и Богом «смертью благочестивою доброю» 31 октября (ст.ст.) 1803г. Последний кошевой атаман Запорожской Сечи был похоронен на почетном месте – южном подворье Спасо-Преображенского собора. Это было особой честью, оказанной последнему запорожскому кошевому соловецкими иноками. Обычно умерших монахов, послушников, монастырских трудников и, наверное, заключенных хоронили у церкви Онуфрия Великого, расположенной за пределами Соловецкого кремля .
Рядом с местом погребения Калнышевского находились могилы видного государственного и церковного деятеля начала XVII века Авраамия Палицына и соловецкого архимандрита Феодорита. В 1856 году по распоряжению архимандрита Александра Павловича на могиле Калнышевского была установлена плита, на которой высечена эпитафия, которая как нельзя лучше отражает духовный подвиг на Соловках последнего кошевого атамана Запорожского Войска Низового: «Господь наш Иисус Христос положил душу свою на кресте за всех нас не хочет смерти грешника. Здесь погребено тело в Бозе почившего Кошевого бывшей некогда запорожской грозной сечи козаков, Атамана Петра Калнышевского, сосланного в сию обитель по Высочайшему повелению в 1776 году на смирение. Он в 1801 году по Высочайшему повелению снова был освобожден, но уже сам не пожелал оставить обитель в коей обрел душевное спокойствие смиренного христианина, искренне познавшего свои вины. Скончался 1803 года октября 31 дня в Суб. 112 лет от роду, смертию благочестивою доброю. Блажени мертвии умирающие о Господи: Аминь».
Епістолярна спадщина академіка Д. І. Яворницького. – Вип. 3. – С. 141.
Таранушенко С. А. Монументальна дерев’яна архітектура Лівобережної України. – С. 247.
(Калныш) - последний кошевой атаман войска запорожского.
По прямому показанию его надгробной плиты, он родился в 1690 г., но эту дату можно подвергнуть сомнению, о чем скажем далее; ум. 31 октября 1803 г. Место рождения Калныша - село Пустовойтовка, ныне Полтавской губ., Роменского уезда, а в XVII - ХVIII в. - роменского полка, константиновской сотни, лежащее верстах в 8 от г. Ромна вверх по р. Суде, Отца Калныша звали Иваном, мать - Агафьей, и кажется, она была родом из г. Лохвицы.
Фамилия отца Калныша, однако, неизвестна; не вполне может быть установлено и его звание: по одним указаниям он был из казаков, по другим, более вероятным, лицом духовным; наконец, в одном официальном акте Калныш назван подольским шляхтичем; все это, впрочем, можно согласить: отец Калныша мог быть подольским шляхтичем, потом переселиться в левобережную Малороссию, зачислившись здесь в казаки, и наконец, стать духовным.
Где и как воспитывался Калныш - неизвестно.
Иные думают даже, что он был не грамотен; но это мало вероятно, так как вообразить себе во второй половине XVIІІ в. неграмотного кошевого в Запорожье, где уже так ценилось тогда просвещение, слишком трудно; кроме того, Калныш рисуется настолько развитым человеком, что без грамотности этого достигнуть было бы прямо невозможно; во всяком случае подписать свою фамилию он умел, как это видно из универсалов, им подписанных, которых сохранилось немало.
В молодости он несомненно был казаком, по-видимому, в Лубенском полку; там, позднее, действительно, у него были родственники.
Потом он, конечно, ушел в Запорожье, где и дали ему прозвище Калныш (сперва, кажется, даже Калныж); записан он был в Кущевском курене.
В Запорожье прибыл Калныш не позже 1740-х годов; по крайней мере в половине 1750-х годов мы видим его там в почетном и ответственном звании войскового есаула, которое приобреталось в Запорожье не без труда. До этого же времени Калныш должен был вести жизнь, обычную для запорожца.
Половина ХVIII в. - критическое время Запорожья.
Хотя оно еще недавно переселилось из турецких владений в Новую Сечь и было ласкаемо правительством, вообще в то время очень благосклонным к малороссам, но уже завязывались отношения, которые вскоре привели Запорожье к гибели.
Сравнительная сила России и слабость Турции делали существование его вовсе не необходимым; между тем плодородные земли Новороссии, занятые Запорожьем, которых оно не могло в должной степени эксплуатировать в экономическом отношении, уже требовались для государства, развивавшего на этих землях и русскую и инородческую колонизацию.
Со всех сторон на вольные, земли Запорожья надвигались поселения соседей, захватывались запорожские земли и угодья; на жалобы запорожцев внимания не обращалось, тяжбы за земли никогда не были решаемы, а границы земель оставались без определения; если же запорожцы отбивали свои земли вооруженною рукою, это рассматривалось как беспорядок, или даже бунт. Словом, уже происходила та земельная борьба, которая стала поводом для уничтожения Запорожья.
Независимо от этого в русском государстве существовали известные порядки, с которыми строй Запорожья имел очень мало общего; между тем запорожцы хотели жить, как жили их предки.
Они вели бесконечную частичную борьбу с крымцами и ногийцами, когда между Россией и Турцией уже устанавливались отношения, регулируемые дипломатическими способами; запорожцы, по старине, поддерживали гайдамачину в пределах Речи Посполитой, когда этому сильно противилось русское правительство, тем более, что набеги гайдамаков не щадили и русских порубежников.
Запорожцы принимали по старому беглецов из России, когда русское правительство стало уже достаточно сильно, чтобы настоять на их выдаче и т. д. При подобных условиях жить обособленною политическою жизнью запорожцы не могли. Нельзя сказать, чтобы в Запорожье не было людей, понимавших положение войска в данное время. Напротив, здесь образовалась партия, хотя и весьма преданная Запорожью и верившая в его жизненность, даже готовая принести себя ему в жертву, но в то же время желавшая, чтобы Запорожье входило в состав русского государства, как элемент вполне мирный и благонадежный.
Принадлежавшие к этой партии запорожцы старались во чтобы то ни стало ладить с правительством в лице его местных агентов, хотя бы даже мелких, угождать ему, честно помогать ему во время войн; земельные ссоры стремились они решать на законных основаниях, или путем привлечения на свою сторону петербургских дельцов; к гайдамакам и вольному люду, укрывавшемуся в запорожских степях, относились крайне враждебно и сдерживали их порывы на грабежи, пожалуй, даже строже, чем самое правительство; но люди эти не понимали, что их политика, подрывая основные черты запорожского строя - вольный характер жизни, демократизм, самостоятельную борьбу с соседями - все равно приведет к уничтожению Запорожья, лишив его всякого жизненного значения.
Затем к этой партии обыкновенно принадлежали запорожцы богатые, владевшие обширными участками земли, на которых они устраивали зимовники и хутора, где имели большие пасеки; по степям у них ходили огромные табуны лошадей и скота; немало было у этой запорожской аристократии и денег, которые она вкладывала в выгодные торговые предприятия или отдавала в займы на проценты и еще более богатела.
Для ведения обширных хозяйств ей необходимы были рабочие силы, почему на землях ее селились сперва беглые, а потом и прирожденные крестьяне - подданные и "гнездюки", в действительности почти прикрепленные к земле, что составляло в запорожском строе большую аномалию.
Запорожская аристократия стала и наиболее культурным элементом войска; она была очень религиозна, поддерживала святыни запорожцев: Киево-Межигорский и Самарский монастыри, заботилась об организации в Запорожье духовенства, о благолепном богослужении, о более приличном образе жизни казачества, об устройстве школ. Среди такой запорожской аристократии видное место и занял в свое время Калныш, или, как он затем стал называться, Калнышевский.
Первое указание на деятельность Калнышевского в Запорожье относится к 1750-1752 г., когда он, в звании войскового есаула, был помощником тогдашнего кошевого, престарелого Григория Федорова, в борьбе с гайдамаками; истреблением гайдамацких шаек занят был Калнышевский и в 1754 г.; в 1755 г. он участвовал в депутации, посланной в Петербург для "некоторых войсковых нужд", т. е. главным образом для того, чтобы хлопотать о возвращении Запорожью земель, захватываемых его соседями.
Возвратившись на Запорожье в 1756 г., Калнышевский вскоре был избран войсковым судьею, но пробыл в этом звании недолго, около года, и в 1758 г. снова участвовал в депутации, отправленной в Петербург с тою же целью, как и предшествующая.
Но обе они по вопросу о землях не привели к благоприятным результатам.
Вернулась депутация в 1760 г. и Калнышевский, кажется, снова, хотя и не надолго, стал войсковым судьею и оставался в этом звании до 1762 г., когда впервые избран был кошевым атаманом и затем немедленно был отправлен в Москву для присутствования при коронации императрицы Екатерины II; при этом случае он получил золотую медаль на андреевской ленте. Уже в 1763 г. Калнышевский, по влиянию запорожской "голоты", был скинут с атаманства; не прошла его кандидатура в атаманы и в следующем году, тем более, что его не было на лицо: в 1763 г. он отправился на богомолье в Киев, где получил от киевского митрополита Арсения Могилянского в благословение икону со св. мощами.
В это время Калнышевский был уже настолько богат, что мог пожертвовать в церковь с. Пустовойтовки евангелие в окладе, стоимостью в 500 руб., построил соборную церковь в г. Лохвице и начал постройку церкви в г. Ромнах, а, может быть, и в Киево-Межигорском монастыре.
Средства эти Калнышевский, очевидно, имел независимо от занятия войсковых должностей, так как даже в звании кошевого он получал жалованья всего 70 руб. в год, а другие доходы по должности кошевого были еще менее значительны.
Вероятно, Калнышевский был крупный запорожский землевладелец и умелый хозяин.
Во второй раз избран был кошевым Калнышевский 1 января 1765 г. и оставался в этом звании до уничтожения Запорожья, т. е. более 10 лет сряду, чего в коше "из веку веков не бывало". И на этот раз Калнышевскому немедленно по избрании пришлось ехать с депутацией в Петербург, хлопотать там в течение двух лет и вернуться с ничтожными результатами, причем теперь для него наступило еще более тяжелое время: разыгрывалась Колиивщина и Запорожье не без основания было заподозрено в активном содействии гайдамацким отрядам, что и ставилось на вид Калнышевскому.
Кошевой, старшина и вообще умеренная партия, сколько могли, сдерживали Запорожье, и пожалуй не безуспешно, путем угроз и строгих мер; но это стоило Калнышевскому значительной жертвы - он утратил популярность в Сечи; к тому же и русским правительством, за его поведение во время Колиивщины, Запорожье не могло быть довольно.
Это сказалось немедленно: когда Калнышевский на раде 26 января 1769 г. объявил волю правительства о принятии Запорожьем участия в предстоящей войне с турками, вспыхнули такие беспорядки, что кошевой, переодевшись монахом, бежал в Кодак и вернулся лишь тогда, когда Сечь успокоилась.
Во время этих беспорядков, среди разгрома имущества Калнышевского была изрублена икона, подаренная ему киевским митрополитом; но по его просьбе Арсений Могилянский в 1769 г. послал ему другую, с мощами же. Турецкая война 1768-1774 гг. вызвала деятельное участие запорожцев, важность которого засвидетельствована Высочайшими рескриптами на имя Калнышевского и наградами войску, равно и письмами к кошевому русских главнокомандующих.
Подвиги некоторых запорожцев, напр. Колпака, были очень интересны.
В 1769 г. Калнышевский с запорожцами действовал в армии гр. Румянцева и отражал турецкие набеги на запорожские земли по р. Бугу; в 1770 году, состоя в отряде кн. Прозоровского, он действовал между pp. Бугом и Тилигулом, делая поиски под Очаковым и Хаджибеем, и получил в награду золотую медаль с портретом государыни, осыпанным бриллиантами; в Сечи в это же время составился заговор с целью убить Калнышевского и старшину и передаться туркам; но замысел был открыт и виновные строго наказаны.
В 1771-1772 гг. военная деятельность Калнышевского ограничилась охранением р. Буга. - Одновременно с участием в военных действиях Калнышевский занят был управлением Запорожья; он неоднократно объезжал его обширные земли, которые старался колонизовать, приглашал не только малоросов, но и молдаванов и болгар из Новой Сербии, Польши и Буджака и селил приходцев по р. Днепру.
На запорожских степях устраивались села, хутора и зимовники, причем Калнышевский требовал, чтобы новые поселенцы непременно пахали землю и сеяли рожь; может быть, он хотел этим ослабить зависимость войска от казни, обусловленную недостатком провианта вследствие слабого хлебопашества.
Сам Калнышевский был очень богат; кроме крупного хозяйства он имел много денег, раздаваемых взаймы.
Управлял он Запорожьем твердо и строго, с правительством и его агентами всячески старался ладить, разным "гультяям" потачки не давал; потому не пользовался популярностью среди запорожской голоты, которая даже снова задумывала передаться под власть Порты. Заключение Кучук-Кайнарджийского мира оказалось роковым для Запорожья: через год оно было уничтожено; выше указаны общие причины, приведшие к такому результату.
Споры за земли не прекращались даже во время турецкой войны; к тому же императрица Екатерина вообще стремилась уничтожать особенности, существовавшие во многих соединенных с Империей областях.
Система эта постепенно была приводима в исполнение, и одним из эпизодов общего нивелирования областей было уничтожение Запорожья.
Запорожья не спасли хорошие отношения Калнышевского к разным петербургским влиятельным лицам и между прочим к Г. А. Потемкину, исполнить желание которого - записать его в запорожские братчики и даже именно в Кущевский курень, Калнышевский считал за счастье.
Борьба за земли в 1774 г. и поведение запорожцев послужили поводом для уничтожения Сечи. 4 июня 1775 г. она была окружена русскими войсками и затем раскассирована.
Запорожцы сильно волновались в это время, думали оказывать вооруженное сопротивление, хотя бы и без надежды на успех, но Калнышевский и архимандрит Владимир Сокальский удержали запорожцев и развязка приняла мирный характер; лишь небольшая часть запорожской голоты убежала в турецкие владения.
Ни предшествующая деятельность Калнышевского в Запорожье, ни поведение его при уничтожении Сечи, не дают основания заподозрить это в антиправительственных действиях, или хотя бы замыслах.
Ни в каком преступлении он и не был действительно обвинен; тем удивительнее суровое наказание, которому он был подвергнут.
Приходится думать, что Калнышевский пострадал вообще за Запорожье; серьезной протекции в Петербурге он не имел, а вельможи, некогда получавшие от него гостинцы, не сочли возможным за него заступиться, за исключением Потемкина.
Калнышевский после разгрома Сечи доставлен был под конвоем в Петербург в Военную Контору, где и пробыл в заключении около года. Сперва его предполагалось казнить, но, по ходатайству Потемкина, повелено было 4 мая 1776 г. смертную казнь заменить вечным заточением в монастыре; имущество Калнышевского поступило в секвестр и из него определено было выдавать ему на пропитание по рублю в день. Местом заточения избран был Соловецкий монастырь; 11 июля 1776 г. Калнышевский под конвоем секретно был доставлен в Архангельск, а 29 июля в Соловки, где и передан был архимандриту Досифею.
В Соловках Калнышевский находился в заключении 25 лет; помещался он сперва, кажется, в тюремной камере, а затем в кельях.
Обставлен он был в заключении, по-видимому, не дурно, но находился под строгим караулом и всякие личные и письменные сношения ему не были дозволены; выводили его лишь в церковь для говенья.
По известному указу 15 марта 1801 г. Калнышевский был освобожден из заточения, но, получив свободу, он все же остался в монастыре, сделался послушником и скончался "смертью благочестивою доброю" 31 октября 1803 г. На плите, положенной на его могиле в 1856 г. архимандритом Александром (Павлович, впоследствии епископ полтавский и переяславский), сказано, что Калнышевский умер 112 лет от роду. Насколько эта дата верна, сказать трудно, но можно усумниться, чтобы Калнышевский стал кошевым в 70 с лишком лет и пробыл в этом звании до 85 лет. По преданиям Калнышевский был высокого роста и широкоплечий; по образу жизни и привычкам он был обычный богатый запорожец.
Об уме его свидетельствует уже его карьера: исполняемые им запорожские должности, до кошевого включительно, причем в последней он бессменно пробыл 10 лет, а также многократное участие его в петербургских депутациях, доказывают, что он был для своего времени талантливым запорожским деятелем.
Мы видим в нем умного администратора Запорожья, храброго начальника запорожских отрядов, человека ловкого в сношениях с русскими вельможами, богатого и опытного хозяина в своих обширных владениях.
Но особенную окраску придает Калнышевскому его благочестие, фактически выразившееся в его многочисленных пожертвованиях на церкви и, наконец, принятием послушничества уже в глубокой старости.
Кроме того, мы знаем, что он прилагал большие старания относительно благолепия Запорожских церквей и снабжения их образованным духовенством.
Заключение в Соловецком монастыре сделало Калнышевского еще более религиозным; жил он, по аттестациям властей, чрезвычайно тихо и спокойно, ревностно исполняя требуемые православной церковью обряды; освобождение же свое он ознаменовал пожертвованием в Соловецкий монастырь евангелия в дорогом окладе.
В заключение скажем, что на основании всего, известного нам о П. И. Калнышевском, этот хотя и видный запорожский деятель, был в сущности далеко не крупною личностью в обильном выдающимися людьми ХVІІІ веке. Популярность Калныша, (утратившаяся даже в народных преданиях и песнях, основывается не столько на его личных свойствах, сколько на его случайном и притом поневоле, в силу его звания, выдающемся участии, в трагической истории уничтожения Запорожья.
Калныш был последний кошевой атаман войска запорожского - этим все сказано.
И имя Калныша крепко пристало к Запорожью, к представлениям о прекратившейся его вольной жизни и уничтоженным своеобразным порядкам, которым Калныш даже не всегда сочувствовал.
Запорожские легенды знают "батька" Калныша, рисуют его образ по типу чисто запорожского кошевого атамана вообще, придают ему даже черты "характерника" (чародея); но с историческим Калнышевским этот образ сходства имеет мало. Источников и пособий для знакомства с биографией Калныша не особенно много. Важнее всего сведения, почерпнутые из архива Запорожья и сообщенные в сочинении А. А. Скальковского "История Новой Сечи" (изд. 3, в трех частях, Одесса, 1885-1886 гг.); затем немало данных в сочинении Эварницкого, "Запорожье в остатках старины". См. еще "Киевскую Старину", за 1886 г., № 7, (статья Эварницкого "Архивные материалы для истории Запорожья"), 1887 г., № 9, (ходатайство Потемкина об участи Калныша), 1892 г., № 5 (статья Ф. Н., "Родина· Калнышевского"), 1893 г., № 7 (Переписка Калныша с киевск. митрополит.
Арсением Могилянским); в "Русск. Старине", за 1875 г. т. XV, см. статью П. Ефименка "Калнышевский", за 1876 г. - заметку Репинского "Атаман Калнышевский" и за 1887 г. т. LVI и 1888 г. т. LVII статью Колчина "Ссыльные и заточенные в остроге Соловецкого монастыря". В "Полтавск. губерн. вед., за 1890 г., № 4, статью Буткевича, "Ромны". Предания о Калныше приведены в указанных выше сочинениях Скальковского, Эварницкого, Ефименка и Колчина, также в "Устном повествовании бывшего запорожца Коржа" (Одесса, 1842 г.) и в "Киевской Старине", за 1883 г., № 3, стр. 27; о деятельности Калнышевского в турецкую войну - см. Петров, "Борьба России с Турцией и польскими конфедератами), "Сборник Императорского Русского Исторического Общества", LXVIL и LXXXVII. Ал. Маркевич. {Половцов} Калнышевский, Петр Иванович (Калныш) - послед. кошев. атаман войска Запорожского, род. в 1690 г. (что сомнительно) в Полтав. губ.; в Запорожье прибыл не позже 40-х гг. XVIII в., ибо в полов. 50-х гг. он был там уже войсков. есаулом.
К. принадлежал к партии, склонявшейся ко включению Запорожья в состав Рос. Империи, хотя и с сохранением изв. самостоятельности, и враждебно относившейся к "голытьбе". В 1750-1751 и 1754 гг. К. боролся с гайдамаками, в 1762-1763 гг. был избран кошев. атаманом, но затем "скинут", а в 1765 г. вновь избран и оставался в этом звании более 10 л., до уничтожения Запорожья.
В тяж. время колиивщины К. со "старшиною" с трудом сдерживал запорожцев от вмешат-ва и тем утратил свою популярность в Сечи; в 1769 г., когда К. объявил о принятии казаками участия в тур. войне, в Сечи вспыхнули беспорядки, и К. пришлось бежать в Кодак. Тем не менее К. со своими запорожцами деят-но действовал против турок в 1769-1774 гг., и его подвиги и отличия засвидетельствованы рескриптами и пожалованием ему зол. медали с украш. бриллиантами портретом Гос-рыни. Хотя при упразднении Сечи К. старался удержать запорожцев от насильств. сопр-ния и много содействовал мирн. ликвидации запорож. вольности, но все же понес тяж. наказание: сперва его предполагали даже казнить, но потом заменили казнь вечн. заточением в Соловецк. мон-ре (с 1776 г.). В 1801 г. он был освобожден, но остался жить в Соловках и умер там 31 окт. 1803 г. К. был оч. умный админ-р, храбрый воен. начальник, ловкий дипломат. богатый хозяин и весьма религиозный.
Имя Калныша сохранилось в малорус. народ. песнях и преданиях, где его образ изображается по типу обычн. запорожск. батьки-атамана. (Ефименко.
Атаман К. "Рус. Стар.", 1875). {Воен. энц.}