Александр реформатский - введение в языковедение. Введение в языковедение Почему язык не относится к явлениям природы

Александр III Александрович Император Всероссийский, второй сын императора Александра II и императрицы Марии Александровны, Александр III родился 26 февраля 1845 года, вступил на прародительский престол 2 марта 1881 года.Воспитание он получил при ближайших заботах назначенного

Реформатский Александр Александрович

Реформатский Александр Николаевич

Родился в семье профессора химии А. Н. Реформатского. Его дядя С. Н. Реформатский тоже был известным химиком.

В 1918 окончил гимназию А. Е. Флёрова и поступил в Московский университет. В 1920 оставил университет и поступил в Театральную школу РСФСР № 1 при театре Мейерхольда, но вскоре вернулся в университет. Учился у Д. Н. Ушакова, занимался в литературоведческом семинаре М. А. Петровского. Окончил университет в 1923, учился в аспирантуре РАНИОН, но ушёл оттуда в 1925.

Работал инструктором в трудколонии, рентгенотехником, корректором и техническим редактором в издательствах; с 1931 старший научный сотрудник НИИ ОГИЗ. С 1934 преподавал в Московском городском пединституте, был завкафедрой русского языка в Литературном институте, в 1954-1959 работал в МГУ, где создал Лабораторию экспериментальной фонетики. С 1950 г. - в Институте языкознания АН СССР, заведующий сектором структурной и прикладной лингвистики (1958-1970), где под его руководством работали И. А. Мельчук, Р. М. Фрумкина, В. А. Виноградов и другие известные лингвисты. В 1971 был отстранён от руководства сектором, оставшись консультантом.

Вклад в науку

Ранние работы по теории литературы отмечены влиянием взглядов ОПОЯЗа, к представителям которого А. А. Реформатский был близок. В монографии «Техническая редакция книги» (1933), содержание которой гораздо шире названия, высказаны во многом новаторские взгляды на семиотику печатного текста. С середины 1930-х гг. много занимается фонологией; один из основателей Московской фонологической школы и активный пропагандист её концепции. Наиболее полно фонологические взгляды А. А. Реформатского изложены в изданной им хрестоматии «Из истории отечественной фонологии» (1970) и в сборнике с характерным для его научного стиля названием «Фонологические этюды» (1975).

Научное наследие А. А. Реформатского разнообразно, но сравнительно невелико, он принадлежал к тому типу исследователей, которым высказать идею было интереснее, чем подробно разрабатывать её. В истории российской лингвистики он остался прежде всего как автор живо написанного и многократно переиздававшегося учебника (особенно популярного у нелингвистов) и как яркая личность, темпераментный полемист, создатель особой творческой атмосферы, в которой сформировалось множество прямых и косвенных учеников А. А. Реформатского. Личность А. А. Реформатского отражена в многочисленных мемуарах его учеников и коллег и его жены Н. И. Ильиной.

Основные статьи А. А. Реформатского собраны в посмертном сборнике: А. А. Реформатский. Лингвистика и поэтика. М., 1987.

Предлагаемая книга – пятое уточненное издание известного учебника (Реформатский А.А. Введение в языковедение. М., 1967), соответствующего стандартной программе курса «Введение в языкознание». Книга содержит развернутые сведения по всем основным разделам языкознания и может служить не только стандартным учебником, но и ценным справочником по вопросам общего языкознания.

Александр Александрович Реформатский

Схема размещения языковых семей и объединений

В 1947 г. на прилавках книжных магазинов появилась небольшая по объему книга в мягком бежевом переплете, изданная «Учпедгизом» приличным по тому времени тиражом в 55 тыс. экз., но, тем не менее, быстро разошедшаяся и столь же быстро ставшая знаменитой среди преподавателей и студентов. На титульном листе значилось: «А. А. Реформатский. Введение в языковедение. Пособие для учительских институтов». Скромное определение жанра и предназначения книги не могло заслонить очевидного факта – ее выход был знаменательным событием не только в сфере преподавания общего языкознания, но и в сфере отечественной науки о языке.

Педагогическая значимость этой книги 47–летнего ученого состояла в том, что она являла собой первый учебник нового типа, содержавший современное изложение одного из важнейших филологических курсов и полностью соответствующий нормативной программе. Но это было не то новое слово, которое строится на отрицании предшествующей традиции; для А. А. преемственность развития научной мысли была не риторической абстракцией, а живо ощущавшейся им духовной связанностью ученых разных поколений. Он сам полушутя, полусерьезно называл себя внуком Ф. Ф. Фортунатова – основателя Московской лингвистической школы и одного из наиболее крупных языковедов России.

Секрет такого «родственного» самоопределения помогает раскрыть посвящение, помещенное на обороте титульного листа учебника: «Памяти автора «Краткого введения в науку о языке», моего дорогого учителя Д. Н. Ушакова посвящаю свой труд». Д. Н. Ушаков, обессмертивший свое имя редактированием «Толкового словаря русского языка» (в обиходе именуемого «ушаковским»), был для А. А. больше, чем преподавателем по университету и руководителем по аспирантуре, – А. А. считал его своим «научным отцом», а поскольку Дмитрий Николаевич («отец») был воспитанником («сыном») Фортунатова, то из этого следовало, что А. А., любимый ученик Ушакова, приходится Филиппу Федоровичу «внуком» в науке!

А. А. дорожил и гордился своим научным «родством», но верность учителям никогда не становилась для него основанием чураться нового, и в своих лекциях, из которых вырос учебник, он стремился сочетать классику российского и мирового язковедения с сегодняшним видением основных проблем языка, в том числе и со своими собственными представлениями. Преподавательской деятельности в разных московских вузах – от МГУ до Литературного института – он отдал 20 лет жизни (1939–1959), в дальнейшем его педагогическое дарование находило воплощение в работе с аспирантами.

О его лекциях шла молва по Москве, а иногородние ученики разносили славу о них по всей стране. Он стал легендарным лектором благодаря умению пленять слушателей отточенностью формулировки, логической ясностью аргументации, неизбитостью языка, неожиданностью ассоциаций, огромной общей эрудицией; ему в полной мере был присущ, говоря словами Андрея Белого, «редчайший дар – увидеть научный ландшафт как феномен культуры» . Эти слова относятся к отцу А. А. – профессору химии А. Н. Реформатскому, но сын в данном случае счастливо унаследовал дарование отца, и, может быть, наибольшую привлекательность его лекциям придавал именно широкий культурный фон, превращавший узкоспециальную и ожидаемо суховатую лекцию в увлекательное речевое произведение. И, наконец, далеко не последнюю роль играл в этом его природный артистизм, отшлифованный в молодые годы занятиями в студии В. Э. Мейерхольда и бесконечными хождениями по обожаемым театрам.

Стоит ли удивляться, что учебник прославленного лектора был нарасхват и популярность его не уменьшалась, а скорее возрастала в результате разнузданной «критики», развернувшейся после выхода книги. Это было в духе того времени, в ход шли привычные ярлыки – «политическая неграмотность», «низкопоклонство перед реакционной буржуазной наукой», «сознательная фальсификация» и т. п. В те годы подобная травля легко могла поставить точку не только в научной карьере, но и в самой жизни человека. К счастью, времена меняются, беда обошла и учебник, и его автора.

А затем последовали еще три издания (1955, 1960, 1967), объем книги увеличивался, и в последнем издании она уже втрое превосходила учебник 1947 г. По учебнику Реформатского учились несколько поколений филологов, многие среди них сами стали известными учеными. Вышедшее в издательстве «Просвещение» (редактор – Г. В. Карпюк), «Введение в языковедение» 1967 г. стало самым полным и последовательным изложением основ лингвистических знаний, поистине образцовым в этом жанре научно–учебных изданий. И на всех вариантах учебника лежит яркий отпечаток личности автора – глубокого ученого и мастера научной прозы.

Именно то обстоятельство, что книга написана не просто блистательным педагогом, но одним из виднейших отечественных языковедов, сразу сделало ее чем–то большим, чем просто учебником для начинающих филологов. К ней часто и охотно обращались вполне зрелые ученые разных лингвистических (и не только) специальностей, когда им требовалась ссылка на авторитетное мнение общего языковеда, особенно в области фонологии, в развитии которой А. А. Реформатский сыграл выдающуюся роль как один из создателей и теоретиков Московской фонологической школы .

И вот прошло почти 50 лет после выхода и более 30 лет с момента последней авторской переработки книги, которую А. А. считал главным делом своей жизни. Книга давно стала недоступной не только в продаже, но и во многих библиотеках. Потребность в таком учебнике ощущается все острее, и когда издательство «Аспект Пресс» выступило с инициативой его переиздания, это явилось более чем своевременным начинанием. Само собой разумелось, что в основу нового издания кладется последнее издание учебника, и мне было предложено просмотреть и подготовить текст с учетом сегодняшних научных и иных реалий, но при этом было высказано пожелание ограничиться минимальной правкой в интересах оперативности издания.

С такими напутствиями я приступил к работе и сразу же столкнулся с немалыми трудностями жанрово–технического и этического порядка. Как перед всяким научным редактором, готовящим к переизданию труд покойного ученого (а в данном случае еще и близкого учителя), передо мной был выбор из нескольких возможностей.

Можно было, ничего не меняя, удовлетвориться косметическими поправками (главным образом, по линии политико–административной номенклатуры), относясь к тексту Реформатского как к музейной реликвии и надеясь на то, что читатель в своем восприятии сам сделает скидку на тридцатилетие, отделяющее нас сегодняшних от тех лет.

Это путь заведомо самый простой и при этом не самый плохой, если иметь в виду читателей, помнящих то время. Но ведь главным потребителем учебника является сегодняшний студент–первокурсник, чья живая историческая память не простирается далее пяти–шести лет, так что даже период горбачевской перестройки находится для него почти за гранью сознательной жизни. Тем более странными покажутся в контексте нынешней политической жизни насквозь идеологизированные пассажи о торжестве ленинской национальной политики в СССР, осуществляющем переход к коммунизму. Многие люди, родившиеся после 1970 г., могут и не знать, что наличие такой «идеологической выдержанности» было условием «проходимости» книги, особенно когда речь шла об учебниках по общественным наукам, к каковым традиционно относится языкознание. Это были условия игры, которые автор вынужденно принимал в интересах главной цели – выхода книги. Нет никаких сомнений в том, что, будь А. А. жив, он непременно при новой переработке текста постарался бы освободить его от ритуальной идеологизации.

Есть ученые, которые не были удостоены при жизни высоких академических званий. Тем не менее с их именами связаны целые научные направления, многочисленные ученики, развиваю-щие наследие своего учителя. Поэтому память о личности и научной деятельности подобных людей долго остается живой. Александр Александрович Реформатский (1900-1978) - бесспорно, один из таких исследователей, оказавших значительное влияние на развитие русистики во второй половине XXв. Он был не только знатоком различных аспектов современного языко-знания - от словообразования, фонетики и фонологии, лексики до теории письма, терминоло-гии и машинного перевода. В сферу его научных интересов входили и история языкознания, и проблемы истории русской культуры и быта, и многое другое. Его вспоминают и как мастера стихотворных шуточных экспромтов, и как тонкого ценителя музыки, и как заядлого шахматиста и страстного охотника. Одно из воспоминаний о замечательном ученом мы предлагаем читате-лям.

Л.П. КРЫСИН

Вспоминая Реформатского

Александр Александрович Реформатский вошел в историю отечественной лингвистики не только как автор классического учебника "Введение в языковедение", но и Iкак глубокий и оригинальный исследователь языка, языковед-теоретик, своими тру-дами оставивший заметный след в таких областях лингвистической науки, как фоно-[ логия, морфология, морфонология, орфоэпия, теория терминологии, топонимика, по-Iэтика и др.

Биография и личность Реформатского достаточно хорошо известны в филологической и писательской среде. Эта известность пришла к нему в значительной степени уже после его смерти (в мае 1978 г.) - благодаря многочисленным статьям о нем его учеников, воспоминаниям, ежегодным чтениям, посвященным его памяти. Напомню в связи с этим лишь некоторые публикации: блестящий очерк "Реформатский", принад-лежащий перу известной писательницы Н. Ильиной, жены Александра Александрови-ча; в книге "Язык и личность" есть целый раздел, посвященный этому замечательному ученому и человеку; к 100-летию со дня его рождения был подготовлен большой сбор-ник статей и воспоминаний о нем [Ильина, 1991; Язык... 1989; Лингвистика... 2005].

В этих заметках я хотел бы коснуться лишь одной стороны научного творчества Реформатского, которую можно назвать "Реформатский - популяризатор науки о языке".

Как автор научных работ Реформатский представляет собой достаточно редкий - во всяком случае, для лингвистики - тип ученого, научный стиль которого органически сочетает в себе очень разное, часто контрастное друг другу: абстрактные схемы — и конкретные примеры из жизни реальных людей, заковыристый иноязычный термин - и просторечное словцо, глубокое теоретизирование - и ёрничанье, шутку, ка-ламбур. (В ученом мире гораздо более распространено "разведение" собственно науч-ного и научно-популярного стилей изложения.)

О яркой индивидуальности и о художественности научного стиля Александра Александровича уже немало говорили и писали раньше (одним из первых - И. Мель-чук [Мельчук, 1980], затем другие ученики и сотрудники Реформатского - например в упомянутом сборнике "Язык и личность", на "Реформатских" чтениях). В воспомина-ниях Ильиной глубоко и проникновенно говорится о том, как Реформатский читал лекции студентам: "полная непринужденность и почти домашняя разговорность ре-чи"; сама лингвистика, ее понятия и термины забыты, но от этих лекций осталось "жи-вое, горячее отношение к языку". Сухая, строгая наука о языке и непринужденность формы рассказа о ней были у Александра Александровича слиты, сплавлены в нечто цельное, но в памяти слушателей с годами сохранялось лишь индивидуальное, "рефор-матское".

Я хочу рискнуть и выделить в стилистической манере Реформатского такие черты, которые обличают в нем не только исследователя языковых явлений и фактов, но и популяризатора науки о языке. Естественно, я буду опираться только на письменные его тексты и на свои воспоминания о нем.

Прежде всего хотелось бы задаться вопросом: что требуется от популяризатора научных знаний? Мне кажется, первое - умение рассказывать о науке так, чтобы было понятно профану и при этом вызывало у него интерес. Второе: умение, рассказывая, сохранять все существенное, характеризующее обсуждаемый предмет, не искажать существо дела в угоду доступности изложения. Третье: занимательность, которой рас-сказчик привлекает профана, не может быть самоцелью, не должна заслонять науч-ную истину.

Иногда от научно-популярной книги требуют еще и легкости, то есть нежелатель-но, чтобы усвоение ее не специалистом в данной области было сопряжено с интеллектуальными усилиями. Но это совсем не обязательное условие. Сущность многих при-родных объектов и артефактов, функционирование их, механизмы взаимодействия друг с другом и со средой, как правило, сложны и многоплановы, и постижение этой сложности требует от читателя труда, хотя форма рассказа обо всем этом и может быть занимательной.

Популярное изложение научных истин требует от пишущего использования определенных приемов, в которых не нуждается собственно научный текст. Так, в числе средств, которыми пользуется популяризатор, важное место занимает сравнение. Это вполне естественно и очевидно: сравнивая то, о чем надо рассказать, с тем, что хоро-шо известно слушателю или читателю, популяризатор делает доступным пониманию непрофессионала это неизвестное, новое для него. Поэтому второй компарат в срав-нении часто содержит какую-нибудь бытовую, обыденную деталь или ситуацию. Дру-гие весьма часто используемые приемы: обращение к хорошо известным сюжетам ху-дожественной литературы; воспроизведение изречений и афоризмов древних и совре-менных авторов; к месту рассказанный анекдот или расхожая шутка и т.п. Хороший популяризатор, кроме того, не надеется только на свое умение рассказывать - он еще и тормошит читателя (или слушателя), обращаясь к нему с предложением самому по-экспериментировать с предметами (как это предлагал читателю, например, И. Перельман в своих научно-популярных книгах о физике) или поиграть со словами (как это было у Л. Успенского, Б. Казанского и других известных популяризаторов науки о языке, как это делал в своих занимательных книгах об орфографии и в учебниках для школьников М. Панов, которого, кстати сказать, Реформатский очень любил и ценил как ученого).

Есть и иные средства, которые используют авторы научно-популярной литерату-ры; о них я упомяну по ходу рассказа об Александре Александровиче в его ипостаси популяризатора лингвистики. Главной его работой, популяризующей знания о языке, надо считать, конечно, "Введение в языковедение". Этой книгой он вводит студента - вчерашнего школьника - в мир лингвистики. Хотя, по верному замечанию одного из учеников Реформатского - М. Бременера (которого сам Реформатский за его фамилию называл "старославянский еврей"), читая студентам "Введение в языкознание", Алек-сандр Александрович «не только "вводил" нас в науку о языке, но сам развивал ее».

Предвижу возможное возражение: любое введение в любую специальность по определению имеет ту же самую задачу - знакомить неспециалиста с основами той или иной науки. Однако из этого совсем не следует, что в подобных книгах непремен-но присутствуют признаки научно-популярного жанра. И мы все прекрасно это знаем: многие учебники не содержат тех стилистических, композиционных и структурных элементов, которые отличают научно-популярную литературу от обычного учебного текста.

Не так в книге Реформатского, хотя, естественно, автор был обязан следовать определенным канонам, требованиям, предъявляемым к жанру введения. Вот приме-ры, показывающие, что во "Введении в языковедение" Реформатского имеются чер-ты жанра научно-популярной литературы о языке. Только строгая научность и зани-мательная популярность здесь оказались в ином соотношении, в иных пропорциях, чем, например, в книгах Успенского и Казанского.

На первой же странице "Введения" [Реформатский, 1967], иллюстрируя социаль-ную сущность языка, Александр Александрович напоминает читателю историю оди-чавшего и переставшего пользоваться языком Айртона из "Таинственного острова" Жюля Верна и рассказывает о двух индийских девочках, воспитанных в волчьем лого-ве и потому не умевших говорить. А дальше следуют два "мысленных" (кавычки - Ре-форматского) эксперимента: с ребенком на необитаемом острове и с новорожденны-ми зулусом и китайцем. Оба эксперимента служат здесь идее наглядности, которая - непременный атрибут научно-популярного жанра.

Сравнение языковых знаков со световыми сигналами светофора - сейчас хорошо известный, даже избитый прием, но одним из первых к этому сравнению, проясняю-щему специфику языкового знака, прибег автор "Введения в языковедение".

По мере углубления в предмет (язык) и в присущие ему свойства Реформатский становится более скупым на сравнения и наглядные примеры. Но ссылки на то, что известно читателю (из его собственного опыта или из чтения предыдущих глав этой книги), обращение к историческим случаям, к цитатам из античных авторов, из клас-сиков русской литературы - характерны для всей книги. Так, излагая тему "Эвфемиз-мы", Александр Александрович вспоминает, что когда в 1916 г. был убит Г. Распутин, цензура запретила упоминать в печати его фамилию и даже прозвище ("Старец"), и вместо этого журналисты писали: одно значительное лицо. Здесь же приводится и ци-тата из любимого Н. Лескова - про бестелесный маскарад (вместо народной бани). В параграфе о народной этимологии - пример с ложным осмыслением слова солист - как произведенного от глагола солить (пример "привязан" к реальному времени и конкретному лицу).

Обращают на себя внимание названия глав и параграфов во "Введении". Некото-рые из них - как в популярной книжке для старшеклассников: "Почему язык не отно-сится к явлениям природы", "Что такое фонетика", "Что такое грамматика", "Свое и чужое" (об исконной и заимствованной лексике). Но все же в большинстве заголовков сохраняется строгость научного стиля, которая характерна и для большей части тек-ста этой книги.

Можно сказать, что в целом "Введение в языковедение" стилистически - все же жанр научного текста с элементами научно-популярного изложения.

В собственно научных работах Реформатского можно также найти элементы науч-но-популярного стиля. Особенно характерны его сравнения. Например, морфоноло-гию из-за ее капризности, отступлений от системных отношений, свойственных, с од-ной стороны, фонологии, а с другой - морфологии, Александр Александрович сравнивает с отделом штучных товаров в магазине [Реформатский, 1975, с. 118]. В статье об интонации сугубо научное понятие интонации фигурирует в контексте... капустной кочерыжки, которая "нанизывает" на себя капустные листы, подобно тому, как эле-менты синтаксической конструкции "нанизываются" на интонацию [Реформатский, 1975, с. 9].

Для позиции Реформатского как популяризатора науки о языке чрезвычайно важ-на и показательна его рецензия на книгу писателя Б. Тимофеева "Правильно ли мы говорим?", написанная в форме письма, адресованного автору книги, и опубликован-ная под заголовком "Так как же надо говорить?" Критикуя Тимофеева за негибкую, пуристическую оценку языковых фактов, за то, что автор книги хочет "привести всю русскую речь к одному знаменателю", Александр Александрович говорит о ситуатив-ном и жанровом многообразии речи. Но если в жанрах и ситуациях, связанных с дело-выми и официальными отношениями, «не очень-то можно "вольничать словом", а "из-вольте писать согласно принятой форме"», то дома, в общении с близкими людьми че-ловек «вправе сказать и я забегу, и я заверну, и я заскочу, скажет ли он приятелю я звякну тебе завтра или закончит письмо привычным черкните мне несколько строк, - все это не может касаться "лингвистической инспекции", и не надо сердиться на "солидную даму", обещавшую своей знакомой что-то "тявкнуть" по телефону! Это все тот же фамильярный стиль, который не подлежит нормализации, так как здесь все зависит от индивидуальной ситуации разговора, важно только, чтобы сам говорящий это чувствовал». Чуть дальше, возражая против представления о языке как о чем-то одномерном, Реформатский пишет: "Язык - не плоскость и даже не панорама, а слож-ный переплет жанровых и стилевых разграничений" [Реформатский, 1962].

В этой рецензии Александр Александрович многократно указывает автору книги на то, что он рассматривает в одном ряду факты, разные с лингвистической точки зре-ния. Занимательность, броскость изложения заслоняет у него суть языковых явлений. "Все это, - замечает Реформатский в конце перечня примеров, которые фигурируют в книге Тимофеева, - хотя и разнообразно, но, тем не менее, - утомительно, а главное, от такого смешения различного страдает убедительность правильного" [Реформат-ский, 1962].

Все, о чем шла речь до сих пор, - скорее, косвенные свидетельства, признаки, по которым в Реформатском-ученом проглядывает Реформатский - популяризатор нау-ки. А сейчас я хочу рассказать о таком виде деятельности Александра Александрови-ча, который, так сказать, эксплицитно - и формально, и по существу - был популяри-заторским.

В начале 1960-х гг. журнал "Семья и школа" обратился к Реформатскому с предложе-нием вести в этом журнале отдел о языке. Он привлек к этой работе меня и еще одного молодого научного работника академического Института русского языка АН СССР.

Сотрудника журнала, с которым мы непосредственно обсуждали структуру и ха-рактер планируемого отдела и, позднее, материалы для очередных номеров, звали (и зовут до сих пор) П. Гелазония (ныне - главный редактор журнала "Семья и школа"). Это был рослый, склонный к полноте молодой человек, очень приятный, добродуш-ный, с чувством юмора. Александр Александрович немедленно переделал его в Голозадию, и эта шутливая форма, вполне в духе других Сан-Санычевых переделок (и слов, и собственных имен), звучала в наших разговорах - естественно, в отсутствие Петра Ильича! Она же неоднократно упоминается и в адресованных мне письмах и открытках Реформатского.

По его предложению отдел в журнале стал называться "Поговорим о языке". Просуществовал он, к сожалению, недолго - около двух лет. Но в течение всего этого небольшого отрезка времени мы регулярно встречались (обычно в конференц-зале Института русского языка) и обсуждали готовившиеся к публикации статьи.

Гелазония был "заказчик", Александр Александрович - идеолог, а мы - исполнители. Но ролью идеолога Реформатский не ограничивался: он внимательно читал наш статьи, делал много тонких замечаний. Это была не только критика, но и какие-т конкретные предложения, а также короткие рассказы "по поводу". Пожалуй, для меня это был период, когда из этих рассказов "по поводу" я узнал массу живых, как правило, лингвистически интересных деталей из жизни учителей, старших современна ков и сверстников Реформатского - Д. Ушакова, Л. Щербы, С. Ожегова, П. Кузнецова, В. Сидорова и др.

В заключение хочу вспомнить еще одно наше совместное с Реформатским предприятие, имеющее непосредственное отношение к нашей теме. Осенью 1962 г. издательство "Молодая гвардия" заказало нам - мне и упомянутому выше (но не названном) коллеге - "внутреннюю" рецензию на готовившееся второе издание книги К. Чуковского "Живой как жизнь". Это было сделано по рекомендации Корнея Ивановича, которым мы незадолго до этого лично познакомились (а поводом к знакомству бы вышедший в том же 1962 г. составленный нами под редакцией Ожегова словарь-справочник [Правильность... 1962]).

Александр Александрович принял живейшее участие в обсуждении нашей рецензии. А она получилась довольно большая и подробная, и меня тогда поразила та детальность и обстоятельность, с которыми Реформатский вчитывался в наш текст высказывался по его поводу. Здесь было немало того, что относилось и к самой рецензии, и к позиции Чуковского, который в данном случае выступал как автор популярной, предназначенной массовому читателю книги о языке. Естественно, многие замечания и рассуждения Александра Александровича касались как раз того, как надо рассказывать о языке людям, далеким от лингвистики. У меня сохранился машинописный экземпляр этой рецензии с карандашными пометками Реформатского на полях. Но эти пометки лишь в малой степени отражают то, что говорил нам по повод книги Чуковского или в связи с нею Реформатский.

С этой рецензии начались наши поездки в Переделкино, где жил Чуковский, и одна из них (18 ноября 1962 г.) - вместе с Реформатским, обед у Корнея Ивановича, разговоры "мэтров" (один - от литературы, другой - от лингвистики) о языке, о современных писателях и критиках, о многом другом.

Но это - уже иная история...

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Ильина Н.И. Реформатский // Ильина Н.И. Дороги и судьбы. М., 1991.

Лингвистика. Семиотика. Поэтика. Сборник статей к 100-летию со дня рождения А.А. Реформатского. М., 2005.

Мельчук ИЛ. Памяти А.А. Реформатского // RussianLinguistics. 1980. № 4.

Правильность русской речи. Опыт словаря-справочника. М., 1962.

Реформатский АЛ. Введение в языковедение. М., 1967.

Реформатский АЛ. Так как же надо говорить? // Русский язык в национальной школе 1962. №1.

Реформатский АЛ. Фонологические этюды. М., 1975.

Язык и личность. М., 1989.

ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ 2008 . № 3

Александр Александрович Реформатский вошел в историю отечественной лингвистики прежде всего как автор неоднократно переиздававшегося учебника для филологических вузов "Введение в языковедение". Но ему принадлежит и ряд других трудов, оставивших заметный след в науке о языке.

Александр Александрович Реформатский вошел в историю отечественной лингвистики прежде всего как автор неоднократно переиздававшегося учебника для филологических вузов "Введение в языковедение". Но ему принадлежит и ряд других трудов, оставивших заметный след в науке о языке. В памяти же современников, его коллег и учеников он остался как необыкновенно колоритная и своеобразная личность, как человек, производивший на собеседников яркое впечатление не только всем своим обликом и манерой поведения, но и своей речью.

"А ведь так, как говорит Реформатский, не говорит уже больше никто," - это слова Анны Андреевны Ахматовой.

А. А. Реформатский родился 16 октября 1900 года в Москве, в семье известного профессора химии А. Н. Реформатского. Мать Александра Александровича, Екатерина Адриановна (урожденная Головачева), имела гуманитарное образование, преподавала русский язык и литературу, и скорее всего от нее Реформатский унаследовал интерес и любовь к языку. После окончания в 1923 году историко-филологического факультета Московского университета Александр Александрович поступает в аспирантуру, где его научным руководителем становится Дмитрий Николаевич Ушаков, будущий редактор знаменитого "ушаковского" толкового словаря. Научное общение с Д. Н. Ушаковым оказало большое влияние на Реформатского, а разные эпизоды, связанные с этим общением, Александр Александрович с удовольствием и благодарностью вспоминал и много лет спустя, когда сам уже имел десятки учеников.

В 20-е годы Реформатский работает в различных московских издательствах, позднее преподает в вузах Москвы - в МГУ, Московском городском пединституте, в Литературном институте. С 1958 по 1970 гг. он заведовал Сектором структурной и прикладной лингвистики в Институте языкознания АН СССР, а в последние годы, вплоть до своей кончины в мае 1978 г., был в этом институте научным консультантом. В 1962 году ему была присуждена (без процедуры защиты) степень доктора филологических наук и присвоено звание профессора. Он являлся членом многих научных комитетов и комиссий: Орфографической комиссии при Президиуме АН СССР, Комитета по терминологии. Комиссии по топонимике, секции машинного перевода Совета по кибернетике и других.

К этому сухому перечню жизненных вех и ученых регалий надо добавить, что сам Александр Александрович никогда не стремился ни к чинам, ни к славе, не имел высоких наград и не ждал почестей от сильных мира сего. Самым главным делом его жизни было служение науке о языке.

А. А. Реформатский - один из основателей (вместе с Р. И. Аванесовым, П. С. Кузнецовым, В. Н. Сидоровым, А. М. Сухотиным) Московской фонологической школы. Его перу принадлежат такие хорошо известные специалистам труды, как "Из истории отечественной фонологии", "Фонологические этюды", "Очерки по фонологии, морфонологии и морфологии", "Лингвистика и поэтика" и др. Самыми ранними его научными сочинениями были статьи по поэтике: "Структура сюжета у Л. Толстого", "Опыт анализа новеллистической композиции".

Среди работ Реформатского особенно выделяются новизной научного подхода, глубиной и оригинальностью высказанных в них мыслей исследования по фонологии и фонетике, а также по теоретическим вопросам грамматики, по орфоэпии и орфографии, топонимике и ономастике, по лингвистическим основаниям терминоведения. Точность научного анализа в его трудах опирается на всестороннее знание языковых явлений, живой речи во всем ее многообразии.

Такая широта профессиональных интересов Реформатского не означала научной разбросанности. Разные проблемы, касающиеся языка, он рассматривал под углом определенной лингвистической концепции - концепции Московской фонологической школы, принципов и взглядов которой он твердо придерживался на протяжении всей своей научной деятельности. Это позволяло ему в, казалось бы, разрозненных и несопоставимых фактах языка видеть систему, проявлялась ли эта система в фонетике, в морфологии или в лексике.

Последовательно отстаивая свое лингвистическое кредо, А. А. Реформатский в то же время глубоко уважал научных оппонентов, а с некоторыми из них его связывала многолетняя дружба (как, например, с петербургским профессором Л. Р. Зиндером). Как ученый А. А. Реформатский был целен, не допускал малейшего эклектизма, а как человек - необычайно широк и терпим, и в этом заключалась одна из многих привлекательных черт его богатой натуры. Он был всецело погружен в науку и сам писал о своей "влюбленности в лингвистику" и даже... в фонему. В его работах высокий уровень научной абстракции, конструктивная точность анализа органически сочетаются с вниманием к языковой реальности - к отдельному слову, к звуку, к оттенку звука.

Замечателен сам стиль научных сочинений Александра Александровича, одновременно и свободный, и строгий. Выверенность, сухость формулировок - и эмоциональность комментариев к ним; специальная, часто иноязычная, терминология - и богатство интонаций русской разговорной речи. О фонемах, морфемах и прочих научных абстракциях он писал, как о живых людях. Он мог сравнить специальную область лингвистического знания с отделом штучных товаров в магазине: именно такова, по его мнению, морфонология – хотя она не чужда системности, факты ее больше касаются нормы, того, как принято по традиции говорить и писать на данном языке, а не того, что "разрешает" языковая система.

Во всё, что он делал - и в свои научные исследования в первую очередь - Реформатский вкладывал душу. А в душе его было место и шутке, и неожиданному сравнению, и каламбуру, и воспоминанию о вещах, казалось бы, весьма далеких от лингвистики. Кстати сказать, увлечения Александра Александровича этими "далекими вещами" - музыкой, шахматами, охотой, теннисом, поэзией (он был мастером стихотворного экспромта, пародии, дружеского послания и еще десятка поэтических жанров) помогали ему в основном деле его жизни - в исследовании языка. Слушая оперные арии, он вдруг замечал специфическое произношение или необычную форму слова, которые требовали лингвистического объяснения (такие объяснения читатель найдет в его статье 1955-го года "Речь и музыка в пении"); из теории шахматной игры он заимствовал принцип избыточной защиты и использовал его при изучении структуры письменного текста - как принцип избыточной информации (пример избыточности такого рода – точка в конце предложения и прописная буква в начале следующего; см. изданную в 1933 году книгу А. А. Реформатского "Техническая редакция книги"); размышления над охотничьими терминами помогали ему в понимании лингвистической сущности терминологии вообще (его работа "Что такое термин и терминология?" давно стала классической).

А. А. Реформатский свободно владел несколькими иностранными языками, прекрасно ориентировался в теоретических концепциях разнообразных лингвистических направлений, школ, отдельных ученых, легко и со знанием дела используя в своих работах примеры из математики, музыковедения, истории, философии и ряда других наук. Это был не просто разносторонне талантливый, но и энциклопедически образованный, глубоко интеллигентный человек. И во всём его облике, в характере, в его отношении к жизни и к людям было много коренного русского. Он любил и хорошо знал быт и обычаи русского народа, его историю, исходил и изъездил многие места России.

Александр Александрович был замечательным лектором, умевшим увлечь аудиторию предметом своих лекций, своим темпераментом, живым и сочным словом. В его лекциях в еще большей степени, чем в печатных трудах, гармонично сплетались научная абстракция, мудреный термин, просторечное словцо, парадоксальное столкновение фактов, экскурс в далекие от языкознания области - и всё это освещенное душевным огнем, пронизанное страстностью, не оставлявшей в слушателях места равнодушию.

Особо надо сказать о любви Реформатского к языковой игре, к переиначиванью, к каламбурному искажению слов, в том числе и личных имен. Это у него встречается и в научных трудах (например, возражая оппоненту, он мог сказать, что у них в этом вопросе не разногласие, а разноглазие), но подлинной стихией словесной игры была для него устная речь, разговоры с учениками и с друзьями, шутливые письма к ним. В воспоминаниях о Реформатском приводятся такие примеры его языковых шуток: Маоцзедуня (о знакомой женщине по имени Дуня, которая увлеклась идеями современной китайской философии); слово естественно он разлагал на "есть, тесть, вино"; любителей обнаженной натуры (ню) называл нюшники, преферанс превращался у него в привиранс, а бакалея - в бык-аллею. В лекции он мог употребить слова оттеда и отсюдова и не понимающим шутливого тона его речи объяснял: "Это я озорую".

И еще одну черту Реформатского как ученого и человека надо отметить: он всегда радовался всему новому, что появлялось в науке, была ли это талантливая работа кого-либо из его учеников или же целое научное направление. Пример тому - машинный перевод. Когда в середине 50-х годов в нашей стране началось бурное развитие этого направления науки, А. А. Реформатский не только приветствовал его, но и был среди его инициаторов: в соавторстве с П. С. Кузнецовым и математиком А. А. Ляпуновым он написал и опубликовал программную статью "Основные проблемы машинного перевода" (Вопросы языкознания. 1956, № 5).

Писал ли Александр Александрович Реформатский статью, выступал ли с кафедры, разговаривал с друзьями или просто надевал свою бессменную кепку – яркая личность, индивидуальность и своеобразие его натуры проявлялись во всем. Он прожил большую, полнокровную жизнь, и кажется, сделал в этой жизни всё, что хотел сделать, свято служа научной истине и ни в чем не поступаясь нравственной чистотой.